Заговор призраков

– Взять хотя бы письмо, что само собой возникло в моей спальне! Я с содроганием вспоминаю угрозы, написанные на том жалком клочке бумаги. А потом письмо вспыхнуло в моих руках, да так внезапно, что я едва не обожглась. Естественно, я решила, что готовится что-то очень нехорошее, возможно, какой-то устрашающий акт во время парада. Мы с Альбертом поспешили в Лондон и, видимо, попали в расставленную чудовищами ловушку. А после… на дне рождения Берти мама жаловалась на сквозняки, хотя камины полыхали так, что я едва не сомлела. На следующий день леди Литтлтон учуяла в детской явственный запах серы. Да и Альберт его учуял, но сослался на миазмы. Тем же вечером Дэнди, – один из терьеров выглянул из-за экрана, – забился под диван в Белой гостиной, зато Ислей надрывался от лая, причем лаял на пустое место. Все это не могло меня не обеспокоить.

– Вы совершенно правы! – с жаром подтвердила Агнесс.

Среди людей встречается немало скептиков, чей разум всегда готов отвесить затрещину их воображению. Увидев, как уголь взмывает из ведра, образуя в воздухе пентограмму, а пламя за каминной решеткой собирается в оскаленную пасть, они бросаются проверять барометр на предмет шквальных ветров. Но животных так просто не проведешь. Им все равно, кто разгуливает по гостиной – незнакомый ли господин в маске или боггарт с близлежащего болота. Главное, что его сюда не звали.

– Альберт же со мной не согласен. Он слишком образован, чтобы верить в чудовищ.

– А вы, мадам? Что думаете вы?

– Я верю тому, что видели мои глаза.

Она остановилась у гардины и провела рукой по мягкому бархату, словно ища поддержки у своего замка – замка, который невидимый пришелец взял без штурма.

– Когда я была маленькой, мама часто пугала меня чудовищами, – сказала королева, пропуская между пальцами бахрому. – Говорила, что они хотят меня отнять. Но с ее слов выходило, что чудовища – это мои дяди. Будто дядя Сассекс, с которым мы делили апартаменты, выскочит из кабинета и отшлепает меня, если я буду шалить. Или дядя Кларенс поселит меня со своими сорванцами, которых он прижил от актрисы. Или же меня зарежет дядя Камберленд, как однажды он зарезал своего лакея. Но страшнее всех был мой дядя-король. Он мог воспитать из меня лентяйку и неряху, от которой вся Англия отшатнулась бы с отвращением. Только мама и могла меня защитить. Потом-то я поняла, что она просто запугивала меня, чтобы я не вырвалась из-под ее гнета. Лорд Мельбурн все мне объяснил. И рассказал, какие на самом деле бывают чудовища.

– Разве лорд Мельбурн в них разбирается? – спросила Агнесс, уязвленная. Она привыкла считать своего опекуна единственным хранителем подобных знаний.

– Он знает все обо всем и обо всех, знает, кто кем был и кто что сделал, – убежденно сказала государыня. – И превосходно умеет объяснять! В первый же день он обговорил со мной мои обязанности как королевы, а вот чудовищ… дайте вспомнить… их он упомянул, кажется, через неделю. Когда я была уже не так возбуждена. Упомянул мельком, как нечто, не заслуживающее моего внимания. Мне же, напротив, стало любопытно на них посмотреть.

– И вы?..

Снова зашелестела золотая бахрома. Стоя вполоборота, королева смотрела на Длинную аллею, окантованную черным кружевом вязов, и рассеянно теребила гардину. Воспоминания давались ей нелегко.

– Я спросила, в моей ли власти их призвать. Лорд М., поколебавшись, ответил, что у меня есть такие полномочия. Но они могут и не прийти. Дело в том, что они не признают нас, ганноверцев, королями, потому что у истинных королей есть дар целительства. Их прикосновение лечит золотуху. Такой дар якобы был у Стюартов, но потомки Георга I, курфюрста Ганновера, этого дара лишены. Что за чепуха, подумала я тогда. Пусть попробуют не прийти. Я повелела им предстать пред мои очи и принести мне присягу, подобно другим лордам наших земель. Они пришли в ночь после коронации. Их было много… разных. И ни одно из них мне не поклонилось.

Королева поправила сползший на затылок чепец и отошла от окна. Полистала ноты, разложенные на подставке из красного дерева. Смахнула пылинку со статуэтки купидона.

– Вы, верно, не ждали от меня такой откровенности, милая мисс Тревельян. Не припоминаю, чтобы я говорила так вольно с кем-либо, кроме лорда М. Или все дело в том, что вы медиум? И люди так же, как и привидения, обязаны говорить вам чистую правду?

– Нет, наверное, – смутилась Агнесс. – Во мне вообще нет ничего особенного.

– А каково это – быть медиумом и видеть потусторонний мир?

– Очень… очень одиноко.

«Потому что все, к кому я привязываюсь, оставляют меня, стоит только сделать им добро. Я та, что машет рукой вослед».

– А вам тоже? Вам бывает одиноко? – вырвалось у Агнесс.

Глаза королевы округлились, их синева, которую так восхваляли художники, подернулась льдом.

– Мне? – На Агнесс смотрели две градины. – Что это за вопрос, мисс Тревельян?

– Я забылась, ваше величество.