Заговор призраков

– Своей одежды я не узнаю, где я сегодня ночевал, не помню. Пожалуйста, не смейтесь надо мной, – тоскливо прошептал король.

Агнесс почудилось, что штофные обои уплыли куда-то вдаль, уступая место темноте. Хлестал дождь, всполохи молний озаряли вересковую пустошь. Не разбирая дороги, по равнине брел старик в рубище, и венок из чертополоха и сорных трав служил ему короной. Старик проклинал родню за все ее козни и бесчинства, и только одно имя медом таяло на языке. Имя младшей дочери. Единственной, кто остался ему верен.

Корделия. Или все же Эмили?

Ступая чуть слышно, Агнесс подошла к окну и опустилась на колени. Поднесла опухшую руку к губам. Зловония она уже не ощущала – от слез заложило нос.

– Вы дали жизнь мне, добрый государь. Растили и любили. В благодарность я тем же вам плачу: люблю вас, чту и слушаюсь, – прочитала она нараспев.

На его лице мелькнула радость узнавания – искра, что пробегает между собеседниками, когда вдруг становится ясно, что они читали одни и те же книги. И, следовательно, образ их мыслей хоть чем-то, да схож.

Бесформенный рот сложился в улыбку.

– Утри глаза! Чума их сгложет прежде, чем мы решимся плакать из-за них. Подохнут – не дождутся.

Он провел большим пальцем по ее щеке, неуклюже, но нежно стирая слезы.

– Эмили, детка. Папенька вытащит тебя из этой дыры. Постой, погоди. – Он нащупал оконную задвижку, проржавевшую до хрупкости, и надавил на нее. Дернул на себя тяжелую оконную раму.

В лицо Агнесс пахнуло ночным холодом – влажным, промозглым, но не затхлым, как воздух в этом склепе.

– Нам сюда, сюда. Выход здесь. Но что там? А? Что там перед нами? – забеспокоился призрак. – Там повсюду вода? Темза вышла из берегов?

«Я медиум, – повторила Агнесс. – Я разрываю оковы и развязываю узлы».

– Нет, там нет воды, – сказала он уверенно. – Там свобода. Вот Длинная аллея, обсаженная вязами – издали они похожи на черных барашков, бредущих с пастбища. Если следовать по аллее, рано или поздно вы придете к Большому парку.

– У меня же там хозяйство, – обрадовался призрак. – Три фермы, коровники, овчарни…

– Да, они все еще там и ждут вас, – сказала Агнесс, вспоминая главу из путеводителя. – Вы снова похлопаете беркширских свиней по бокам и проверите, много ли нагуляли сала. По весне ягнята будут тыкаться носом вам в колени, а на закате лета яблоки нальются сладостью и упадут в подставленную корзину. Вы испечете из них пирог и подадите к нему масло, которое взобьете сами. А в конюшне над стойлами повесите «куриный бог» – камень с дыркой, чтобы ведьмы не загоняли по ночам лошадей, не путали им гривы. На ферме вас ждет покой. Вам просто не повезло родиться королем, но никогда не поздно изменить жизнь к лучшему. Уходите, Джордж. Здесь вас ничто не держит.

Король моргнул, и Агнесс наконец-то увидела цвет его глаз – светло-голубой, как вылинявшее летнее небо. Губы приобрели цвет, лицо налилось красноватым загаром, какой бывает, если долго работать на солнце. Вместо заляпанной рвотой сорочки и золотой цепи на старике была холщовая рубаха простого покроя, темные брюки и сапоги с широкими отворотами.

– Эмили…

Когда он протянул к ней руку, пальцы были уже не осклизлыми, а жесткими, в мелких трещинках, с черной землей под ногтями. От запаха сухого сена у Агнесс защекотало в носу. Она чихнула. Фермер Джордж с улыбкой потрепал ее по щеке, а после этой грубоватой ласки шагнул в окно, словно через порог переступал.

Помахав ему вслед, Агнесс бросилась вязать веревки из простыней.

Глава двенадцатая

1

К величайшему удивлению Лавинии, сердце ее хоть и билось быстрее, но не выпрыгивало из груди от счастья, как, казалось бы, должно: ведь случилось невероятное, Джеймс Линден выбрал ее, предложил ей супружество, быть вместе – навсегда! Но Лавиния понимала, что всегда подспудно ждала именно такой развязки – однажды он предложит ей руку и сердце еще раз, и что во второй раз она не совершит ошибки. Она запрещала себе мечтать и надеяться, она уверила себя в том, что Джеймс женится на Агнесс, ведь Агнесс лучше подходит на роль жены пастора… Но теперь, когда он отказался от белой удавки, – зачем ему Агнесс? Все просто и ясно, все так, как и должно быть.

Быть может, сейчас девочка оплакивает свое сердце, разбитое, потому что он ушел от нее так внезапно? Но вряд ли. Чтобы разбиться, сердце должно быть твердым и хрупким одновременно – как у нее, Лавинии. А нежное сердечко Агнесс отделается синяками и ссадинами. Ничего с ним не случится.

– Соглашаясь выйти замуж за меня, ты отказываешься от всей той роскоши, к которой ты, наверное, привыкла, – говорил Джеймс.