Заговор профессоров. От Ленина до Брежнева

Что такое КЕПС? Это Комиссия по изучению естественных производительных сил России. Еще в начале 1915 года, на седьмом месяце мировой войны, выдающийся русский ученый, академик Владимир Иванович Вернадский подготовил специальную записку об организации в составе Академии наук Комиссии по исследованию производительных сил России. В записке отмечалось, что из 61 химического элемента, которые используются человечеством, в России добывается 31, остальные ввозятся. Это самым неблагоприятным образом сказывается на развитии промышленности и экономики страны. И далее предлагались меры, что нужно сделать. В мае 1915 года записку одобрили, как и план действий. Комиссию по изучению естественных производительных сил (КЕПС) Академии наук возглавил Вернадский. Началась работа по районированию сырьевой базы страны. После Октябрьской революции секретарь Академии наук С. Ф. Ольденбург попросил Горького, чтобы тот посодействовал попасть к Ленину для решения вопроса о дальнейшей работе Комиссии. Ленин тогда незамедлительно принял Ольденбурга. Когда они расстались, Ленин сказал Горькому: «Вот профессора ясно понимают, что нам надо».

Уже на пятом месяце революции, в апреле 1918 года, Совет Народных Комиссаров обсудил предложения ученых по исследованию естественных богатств страны и принял решение: «Пойти навстречу этому предложению, принципиально признать необходимость финансирования соответственных работ Академии и указать ей как особенно важную и неотложную задачу систематическое разрешение проблем правильного распределения в стране промышленности и наиболее рациональное использование ею хозяйственных сил». И в том же апреле Ленин пишет «Набросок плана научно-технических работ», выражающий основные директивы Академии наук. При этом Ленин в сноске к плану подчеркивает: «Надо ускорить издание этих материалов изо всех сил, послать об этом бумажку и в Комиссариат народного просвещения, и в союз типографских рабочих, и в Комиссариат труда»[58].

Вот эти решения Совнаркома, да еще директивы Академии наук и ленинский план, сказались на том, что Таганцева утвердили ученым секретарем Сапропелевого комитета Комиссии по изучению естественных производительных сил Российской академии наук. Можно было менять жизнь, строить планы, ибо власть давала понять, что ей не безразлично развитие науки, сырьевой базы, промышленности. Власть давала нить, ухватившись за которую можно было выжить. Ученая мысль оказывалась востребованной. Даже Горький, с которым Таганцев встречался у него на квартире на Кронверкском проспекте, советовал, уговаривал бросить подпольные дела и заняться наукой. Но ненависть к этой власти пересилила. Как можно было верить ей, если она, на его взгляд, узурпировала человеческое достоинство, свободу слова, мысли, веры, собственность как условие защиты личности?! А что сделали с отцом? Заслуженного академика лишили квартиры на Литейном проспекте, где он жил с семьей, лишили вещей, книг, поместили в общежитие при Доме ученых и дают поесть в «общежитской» столовой. Бедный, одинокий старик! Такая же участь коснулась многих известных ученых. Власть считала, что она так спасает ученых, когда голод, когда Гражданская война. Но что для ученого-интеллигента эти объяснения? Издевательство, глумление!

На допросе в Петроградской ЧК он говорил, что «неприятие режима усиливала картина развала и нравственного упадка среди разных слоев населения, которую я ставил в некоторую с коммунистической диктатурой зависимость»[59].

И Владимир Николаевич Таганцев принимает решение – с этой властью бороться. Он ищет для этого подпольную организацию. Сначала был «Национальный центр», потом организация «Освобождение России» – по версии чекистов, «Петроградская боевая организация». Связав себя с нею, он создает совершенно иной тип тайной организации сопротивления большевистскому режиму.

Расследование по делу «Петроградской боевой организации» всерьез озаботило и Всероссийское ЧК и Совнарком с ЦК партии большевиков, озаботило и масштабами организации, и участием интеллигенции в ней, и связями с Кронштадтским мятежом. И тогда в Петроград для руководства следствием был направлен особоуполномоченный секретно-политического отдела ВЧК Яков Саулович Агранов.

Он к этому времени в общем-то неплохо разбирался в психологии партийной, научной и художественной интеллигенции. И понимал ее значение в политической борьбе. Не столько из книг черпал понимание, сколько из собственного житейско-революционного опыта.

В полицейских документах, относящихся к 1915 году, об Агранове сказано: «Агранов Янкель Шевелев-Шмаев, вероисповедания иудейского, родился 12 октября 1893 года в местечке Чечерск Рогачевского уезда Могилевской губернии». Семья была многодетная и жила в основном доходами от бакалейной лавки, что держала мать. Смышленый Янкель помогал ей, но не карьера бакалейщика прельщала его. Настал день, когда он получил аттестат об окончании четырехклассного училища, а на семейном совете благословение на будущую жизнь.