Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944

Мысль о том, чтобы убить Гитлера и таким путем разом разрубить гордиев узел и решить целый ряд проблем, становилась все более привлекательной для оппозиции по мере того, как к концу октября 1939 года в ее рядах усиливались пессимистические настроения, а некоторые из ее членов были близки к отчаянию. Однако мнение многих по этому вопросу резко отличалось от точки зрения Гальдера. Начальник штаба сухопутных сил видел в убийстве Гитлера замену переворота. Он никогда не верил в то, что у переворота есть серьезные шансы на успех, и не хотел в этой связи брать на себя личную ответственность. Убийство Гитлера было для него другим вариантом действий, не связанным с переворотом. Хотя некоторые члены оппозиции также были согласны рассматривать возможность убийства Гитлера, они шли на это лишь потому, что не верили в возможность убедить Гальдера участвовать в перевороте, если в нем откажется участвовать Браухич. Для них это было в буквальном смысле слова последней возможностью попытаться изменить ситуацию, и чем отчаянней казалось положение, тем более они были готовы пойти на эту крайнюю меру. Подобный подход был характерен для Герделера, который в силу своего характера, религиозных чувств и морально–этических принципов до самого конца отказывался согласиться с таким вариантом действий. Как и Бек, Герделер был решительно настроен против того, чтобы нарушать одну из десяти заповедей; он не хотел строить новую Германию на основе политического убийства, оставляя эту практику своим врагам–нацистам. Однако временами и Герделер, в порыве отчаяния, кричал, что он готов сам совершить это убийство, и сделал бы это, если бы не именно ему было труднее всех это сделать, поскольку у него была наименьшая возможность, по сравнению с другими, подойти на достаточно близкое расстояние к тирану[133].

Именно вопрос о том, как приблизиться к Гитлеру, и был основным камнем преткновения вплоть до 20 июля 1944 года. Круг тех, кто мог бы успешно выполнить это задание, был крайне узок. Многие предлагали себя в качестве добровольцев для выполнения этого задания, но их кандидатуры приходилось отклонять, поскольку у них не было практически никаких шансов на успех. По той же причине было отклонено аналогичное предложение Вернера Хаага, работавшего в МИДе. Хааг находился в близких и доверительных отношениях с Эцдорфом; однажды в ходе обсуждения этой проблемы – а Эцдорф также был сторонником организации убийства Гитлера – Хааг вызвался осуществить эту акцию. Он вспомнил, что во время официальных похорон, а также при возложении венков к памятникам Гитлер сам клал венок, который, естественно, к месту возложения нес кто–то другой и в надлежащий момент уже передавал Гитлеру. Если бы Хааг сумел добиться, чтобы ему поручили нести венок, он смог бы попытаться вставить туда взрывное устройство, которое было бы скрыто цветами. Вариант казался обещающим, однако следовало исходить из того, что венок могли досмотреть до начала церемонии, поскольку использование цветов в подобных целях было старым и хорошо известным приемом, которым пользовались с момента изобретения динамита. Даже если, в случае исключительного везения, акция увенчалась бы успехом, было крайне трудно приурочить ее к моменту начала переворота. Подобные соображения явились основанием как для отклонения этого варианта, как и для того, чтобы в принципе отказаться от услуг Хаага для осуществления убийства Гитлера.

В МИДе в то время был еще один человек, который также хотел освободить Германию от фашистского тирана, причем его кандидатура для этого казалась весьма подходящей. Когда 31 октября 1939 года Эрих Кордт вышел из дома Бека, его буквально обуревал целый шквал эмоций. У него в ушах звучали последние слова, сказанные Остером перед тем, как они расстались. Только бы генералы, сказал Остер, опять не «отступили за присягу», которую они «принесли живому Гитлеру». Живому Гитлеру! Живому Гитлеру! Эти слова засели в мозгу Кордта, и все более настойчиво возникала мысль, что именно он может сделать так, чтобы живого тирана не было. Эта мысль очень скоро оформилась в убеждение, и вскоре он почувствовал, что совершить этот акт является его долгом. Как часто эта мысль приходила в голову и другим немцам! В тот день, когда западные державы объявили Германии войну, Кордт вошел в кабинет Вайцзеккера и почти что с укором сказал: «Большинство немецкого народа испытывает отвращение к войне; мало кто поддерживает ее и в рейхсканцелярии, по сути, только один человек. Можно каким–то образом предотвратить войну?» Вайцзеккер, как вспоминали потом, посмотрел на Кордта и резко ответил: «У вас есть человек с пистолетом? Я очень жалею, что в моем воспитании нет ничего, что бы позволило мне убить человека».