Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944

«Нельзя продолжать обсуждения, не имея шансов на успех. К сожалению, генералов не удалось убедить действовать (здесь в скобках говорилось о том, что, к несчастью, этому способствовал и успех норвежской авантюры, которая решительно осуждалась; также высказывалось негодующее осуждение предстоящего нападения на Бельгию, Голландию и Люксембург). Гитлер осуществит нападение, причем оно состоится в ближайшее время».

После встречи с Ляйбером Мюллер поспешил домой к главному аббату Нутсу и поведал ему о той угрозе, которая нависла над его страной, и о том, какая судьба ей уготована. Вечером 3 мая 1940 года они долго беседовали, и в ходе этой беседы баварец в деталях рассказал своему другу о сложившейся ситуации и о перспективах ее развития, как он их видел.

Мюллер вернулся в Германию 4 мая 1940 года, причем самолет сделал по пути короткую посадку в Венеции. Мюллер понимал, что он в серьезной опасности и должен сделать все, чтобы замести следы. В Венеции у него был знакомый таможенник, дружеского расположения которого он добился, делая ему небольшие подарки – сигары и зажигалки. Мюллер сумел получить у него официальную печать, которой должным образом и воспользовался: он поставил штамп в паспорт таким образом, что стало невозможно разобрать даты его прибытия в Италию и отбытия из нее.

Тем временем Гитлер приступил к непосредственной подготовке наступления; даты назначались и переносились все быстрее и чаще, так сказать, в рабочем порядке. 1 мая 1940 года он установил дату начала наступления на 5 мая, а 3, 4 и 5 мая переносил дату наступления на один день от предыдущего срока.

В совокупности все эти переносы привели Остера к убеждению, что, поскольку теперь сроки переносятся лишь на один день, то наступление действительно вот–вот начнется, и поэтому необходимо передать более детальное предупреждение в Рим, указав конкретную дату начала наступления. Мюллер, хотя он сам и не мог это вспомнить точно, 4–го и часть дня 5 мая был в Берлине и 5–го же вернулся в Мюнхен. Он только что вернулся из Рима, и не было смысла вновь посылать его туда, чтобы передать сообщение из нескольких слов, тем более что Шмидхубер как раз должен был туда отправиться. Мюллер поэтому передал Шмидхуберу небольшую записку для Ляйбера, в которой просто была указана дата наступления; это могло быть только 8 мая. В случае каких–либо изменений он должен был позвонить Шмидхуберу в гостиницу «Флора» и сообщить об этом, используя простой шифр: поскольку оба имели некоторое отношение к Эйденшинкбанку, было решено, что в телефонном разговоре будет названа дата заседания совета директоров, которая и будет означать дату начала наступления.

Как рассказывает Шмидхубер, он улетел в Рим 6 мая 1940 года и доставил записку отцу Ляйберу. В каждый из последующих двух дней, по его словам, ему звонил Мюллер и называл новые даты «собрания совета директоров».

Позднее отец Ляйбер засвидетельствовал, что он получил только изначально переданную записку, а потом одно сообщение с указанием измененной даты наступления.

Так примерно события, скорее всего, и развивались. Отец Ляйбер передал папе полученные им сведения о начале наступления. Он также сообщил об этом еще одному человеку, о чем подробнее будет рассказано ниже. Папа был, как всегда, сдержан и ни разу не сказал отцу Ляйберу, что он сделал с полученной информацией.

Понтифик, получивший предупреждение Мюллера 1 или 2 мая, действовал столь же быстро и решительно, как и год назад, когда согласился с просьбой оппозиции выступить в качестве посредника в контактах с англичанами.

Точность и достоверность предупреждения о вторжении в Норвегию стала решающим фактором в том, что папа немедленно воспринял новое предостережение как совершенно доподлинное. Он нисколько не сомневался, передавать ли предупреждение бельгийцам и голландцам; нарушение нейтралитета этих стран вызывало у него особое возмущение. В январе 1940 года он уже предпринимал соответствующие действия в ходе контактов с голландцами и бельгийцами, руководствуясь лишь чувством личной ответственности. И 3 мая 1940 года он распорядился отправить телеграммы с предупреждением об опасности нунциям Ватикана в Брюсселе и Гааге за подписью кардинала Маглионе. В обеих столицах сообщения, полученные от нунциев, усилили общее воздействие от аналогичной информации, полученной от других источников. Остро и напряженно обсуждался вопрос о том, насколько серьезна и велика реальная опасность; ответ на этот вопрос Гитлер дал своим вторжением.

Для того чтобы придать предостережениям еще больший вес, папа назначил 8 мая частную аудиенцию принцу и принцессе Пьемонта (кронпринцу Умберто и его жене, бельгийской принцессе Мари–Жозе) и в ходе беседы эмоционально раскрыл им степень опасности, которая нависла над их страной[202].