Заговор против России

Спустя месяц после разговора с Джафаром, который оказался офицером иракской военной разведки и работал в Москве на должности помощника военного атташе, меня переправили в Дамаск. Оттуда я переехал в Хомс, где провел неделю в задрипанном гостиничном номере без кондиционера (благо, жара уже спала), а затем темной ночью на грузовике пересек сирийско–иракскую границу. Путешествие прошло без приключений, и я поселился на вилле «Масбах», где жили еще шесть бывших русских офицеров, два болгарина и немец. Я служил в мотопехотной дивизии, отличившейся в войне с Израилем в 1973‑м и в войне с США в 1990‑м.

После «Бури в пустыне», как американцы назвали свою операцию по вышибанию иракской армии из Кувейта, дивизия была сильно ослаблена (личного состава выбита треть), и командир, мой непосредственный начальник, полковник Данун усиленно занимался ее укомплектованием. Будучи официально советником Дануна, я фактически выполнял обязанности начальника штаба, место которого было свободно.

Штаб дивизии помещался в большом военном лагере Таджи в сорока километрах от Багдада. Рабочий день начинался в восемь утра и заканчивался в час дня. Я выезжал в семь утра из дома и возвращался в два. Данун предупредил меня, что от прогулок по городу следует воздерживаться, во всяком случае не удаляться от центра, поскольку Багдад наполнен курдскими террористами. Тем не менее я сходил на сук (так арабы называют базар), который находился в районе одной из самых старых улиц под названием Рашид. Несмотря на то, что Ирак был в глухой осаде (международные экономические санкции изолировали страну от внешнего мира), на суку можно было купить все, что угодно. И многие торговцы говорили по–русски не хуже меня. Глаза разбегались от изобилия товаров. Золотые ряды, серебряные, керамика, ткани.

Володя Мартынов, живший в соседней комнате, советник командира зенитно–ракетной бригады, вошел в комнату без стука, остановился в дверях и, поизучав мое зеленое от боли лицо, спросил:

— Может быть, врача вызвать?

Я отрицательно покачал головой и поднялся.

— Пойду прогуляюсь.

Пятница у арабов выходной, и поэтому улицы были безлюдны. Я шел в трущобы на другой берег Тигра за наркотиками. Когда я неделю назад на суку спрашивал у торговцев этот товар, они в испуге отшатывались. Позже, беседуя с лейтенантом Сади, адъютантом Дануна, я получил этому объяснение. Оказывается, торговцев наркотиками в Ираке не судили. Попавшийся на распространении подобного товара араб или иностранец доставлялся в ближайший участок полиции, его расстреливали во дворе, после чего полиция составляла протокол, а труп увозили за город и закапывали. Поэтому гашиш или опиум можно было достать только в трущобах, где полиция никогда не появлялась.

Когда я переходил мост, ведущий к району бедноты, скрутило так, что я вынужден был присесть возле перил. Редкие прохожие отворачивались и ускоряли шаг. Наконец, сконцентрировав все силы, я побрел дальше. Сади утверждал, что в этом районе нет нужды искать торговцев наркотой. Они сами подойдут и предложат. Я бродил по узким улочкам. Расстояние между домами было не более двух метров. Если зажмут с двух сторон, мало не покажется. Из домов доносились женские крики, арабская музыка и молитвы. Внезапно в глазах начало темнеть. Я опустился на тротуар, прислонившись спиной к стене, и сознание покинуло меня.

Так прошло несколько часов. Время от времени сознание возвращалось, и я видел, как проходившие мимо оборванцы лениво перешагивали через мое тело, распростершееся поперек тротуара от одного дома до другого. От боли хотелось орать благим матом, но не было сил. Я закрыл глаза и стал мысленно молить Бога, чтобы он помог мне поскорее умереть.

Внезапно я услышал незнакомую, явно не арабскую речь, и кто–то легонько тронул меня за плечо. С неимоверным усилием я поднял голову и разлепил веки. Рядом стояли три бородача. «Курды», — пронеслось в голове. Арабы не носили бороды. Попытался вскочить, но тут же повалился на тротуар, сильно стукнувшись локтем. Незнакомцы что–то оживленно обсуждали, видимо, выбирали способ умерщвления саддамовского наемника. (На мне была форма подполковника.) Затем они осторожно подняли меня и понесли. Сопротивляться не было сил.

Минут через сорок меня внесли в небольшой особняк, окруженный высокой кирпичной стеной. В комнате без окон горели факелы, а посредине лежал огромный плоский камень черного цвета. «Курды» положили мое тело на камень и начали стаскивать с меня одежду. Судя по всему, готовилось какое–то языческое жертвоприношение, но движения их были очень осторожными, а лица даже выражали сочувствие. Спустя пять минут я, голый, как Адам в раю, лежал на спине, устремив взгляд в потолок. Прикосновение к камню было приятно, несмотря на дикую боль. Я молча ждал своей участи.