Заговор против террора

Пока она обнималась с Софой, Кирилл торопливо прошел в комнату и, увидев на накрытом столе бутылку водки, налил себе почти полный стакан и выпил залпом. Сразу отпустило, горячая кровь ударила в виски, комок в горле растаял. Мать с Софой, обнявшись, зашли в комнату, как давнишние подруги, если не родственницы. «Понравились друг другу», — с удовлетворением отметил Кирилл.

— Постарела я сильно, да? — стеснительно спросила мать, улыбаясь и вытирая слезы. И, обратившись к Софе, сказала: — До войны было у меня трое сыновей. Двое погибли на фронте, и только вот этот, третий, выжил, на радость мне. Знаешь Софа, да ты садись, чувствуй себя как дома, ты ведь на самом деле дома, — знаешь, два-то, те, что погибли, непутевые были, сказать откровенно, учиться не хотели, но все равно любила я их безумно, а вот Кирилл — это удачный сын, и учиться любил, и мастер на все руки, и с головой. Он далеко пойдет.

Она не обмолвилась, что Кирилл — ее приемный сын. Погладила его по плечу и заглянула в глаза. Казалось, она стала ниже ростом, волосы почти все седые, а ведь не такая старая еще, недавно исполнилось всего 54 года.

Кирилл оглядел комнату: кровать, аккуратно застеленную, сохранившуюся с довоенного времени, старый диван у стены и собранную раскладушку в углу, шкаф с посудой, и еще какую-то непонятную утварь.

— До войны это вся наша была квартира, — объясняла мать Софе. — В войну подселили к нам соседей. На уплотнение. К счастью, оказались хорошие люди. — Понизив голос, она сообщила: — У них недавно арестовали сына. Наум, отец его, слег. Плох он. — И, повысив голос, добавила: — Но у нас лучше, чем в обычной коммуналке. У нас кухня отдельная. Кстати, и ванная есть. Я нанесла дров, сейчас колонку затопим, согреем воду и сможете помыться. Не нужно в общую баню ходить. Вам будет хорошо у меня. Вы будете спать на кровати, аяна раскладушке. В тесноте, да не в обиде. Ах, как я рада. Такая хорошая невеста у Кирилла.

— Не беспокойся, мама, мы помоемся вечером. Расскажи лучше, как у вас дела.

— Тогда садитесь за стол. Дела у нас, как сажа бела. А у вас там, в Москве? — Она торопливо стала передвигать по столу тарелки с закуской: селедку, вареную картошку и колбасу. — Увольняют евреев, как у нас?

— Не только увольняют, но и арестовывают, — отозвалась Софа первой, вооружившись вилкой и ножом. — Исчезают люди, и о них больше не слышно. А у вас?

— Отдельные случаи, — ответила мать. — В основном увольняют людей с ответственных постов, а молодежь не принимают в институт и на работу. Не думала, что до этого дойдет. Вот, бандитское правительство!

— Мама! — предупреждающе повысил голос Кирилл. — Ты же знаешь, что сейчас стены слышат.

— Наши стены и не то слышали, — начала горячиться мать. — Не беспокойся; соседи мои никому ничего не скажут. Они сами пострадали. Все мы ждем чего-то ужасного.

Софа поддержала ее.

— Уму непостижимо, как можно решиться на такую политику после Гитлера? — задала она себе самой вопрос. — Да и зачем это?

— Тише вы, тише, — убеждал их Кирилл.

— Все молчат, — с гневом выпалила мать. — Что бы с нами ни делали, мы все молчим. Беспомощные, как новорожденные котята, и надеемся, что бандиты станут добрее. А бандиты никогда добрыми не становятся. Только вот что меня удивляет в них: если им так не нравятся евреи, почему бы их не отпустить в Израиль? Уже появилась страна, которая их примет.

— Они не такие дураки, Дебора Гершовна, — спокойно возразила Софа, с аппетитом уплетая картошку. — Побежит масса народа в Израиль, евреи и неевреи, расскажут всему миру, как хорошо живется в стране передового социализма. Уж лучше их уничтожить здесь.

Мать покачала головой.

— Эх, если бы вы, дети мои, переехали сюда, в Новосибирск, — мечтательно проговорила она, перескакивая на другой предмет разговора. — Мы бы жили вместе или неподалеку друг от друга. — Она налила себе в рюмку воды и подождала, пока Кирилл подольет Софе вино, а себе — водку. — За приезд, — провозгласила она, когда все были готовы. — За ваше счастье. За лучшие времена — они придут, рано или поздно. Так всегда: плохое не вечно. Но и хорошее, к сожалению, тоже.

Глава 2

— Рад вас видеть, — сказал следователь по особо важным делам, протягивая Кириллу руку через стол, и представился: — Полковник Гавриков, Нил Петрович. Садитесь, товарищ Селиванов.

У Кирилла мелькнула странная мысль: так ли полковник Гавриков приветствует заключенных? Те же самые слова могут по-разному восприниматься.

— Как отдохнули в отпуске? Готовы на подвиги ратные? — Гавриков был дружелюбен и, казалось, в хорошем настроении.

— Готов, — по-военному кратко отрапортовал Кирилл, занимая указанное место. Ему понравилось круглое, румяное лицо полковника, его голубые, внимательные глаза и русые волосы, гладко зачесанные назад. С покатыми плечами и намечающимся животиком он производил впечатление человека добродушного, какой-нибудь мирной профессии. Обменявшись формальными приветствиями, полковник сообщил, что на неопределенное время Кирилл будет в составе его группы.