Заговор Сатаны. ИСПОВЕДЬ КОНТРРАЗВЕДЧИКА

Когда подошли к дому, там уже нас встречали истинные хозяева, которые ей сдавали этот домик в аренду. Обыскивать дом не пришлось, так как бумаги, которые нас интересовали, были целы, и хозяева не успели по поручению «тети» их сжечь. У «тети» оказалось пять паспортов, в том числе один настоящий, и мы узнали, где она была прописана: УзССР, ул. Шота Руставели, дом двенадцать, квартира сто двадцать два. Звали ее Крейтман София Львовна, 1904 года рождения. С Хелен Бреун они познакомились в Ташкенте в пятидесятом году. С этого же года она и стала «тетей» и переехала жить в Миха-Цхакая. Возиться мы с ней больше не стали, а передали в группу КГБ, которая занималась всей шайкой Лаврентия Берии. Пробыли мы в Цхакая, Самтреди и в Кутаиси дня два, и я улетел в Москву. В Москве переоделся, получил документы и поехал на новое место службы. Это часть по строительству дорог. Там о моем прибытии уже знали — то, что приедет сержант Жеребчиков Г. П. для дальнейшего прохождения службы. Приехали мы туда с командиром седьмой дивизии, генералом Истоминым. Обговорили с командиром части Соколовым насчет моих увольнительных и уехали опять в Москву.

А тридцатого апреля встретились с Г. К. Жуковым, и я признался ему, что очень хочу пройти в офицерском строю на параде Первого мая по Красной площади. Он засмеялся и сказал:

— Да ведь ты в строю ходить не можешь, а там, брат, на пятку наступят, и весь строй можешь нарушить. Пойдем на праздник вместе и поднимемся на Мавзолей вместе.

— Да разве мне можно? — возразил я.

— Как раз тебе-то, тезка, и можно, а там такая… будет стоять, махать людям. Приветствовать, но через зубы. Что тебе говорить, ты и сам во многом уже успел разобраться. Хочешь, я Сталину позвоню и скажу, чтобы ты стоял на трибуне Мавзолея В. И.

Ленина? — и тут же набрал телефон и говорит: — Вот приглашаю нашего азиатско-грузинского героя завтра подняться на трибуну Мавзолея, а он боится. Да, да, я так и скажу.

Так мы и договорились, я надену форму капитана, беру свое удостоверение СВПК, поднимусь на трибуну с правой стороны, где стоят передовики производства.

— А сейчас куда? — спросил меня Жуков.

— Да поеду к дядьке, а завтра буду на площади.

На Красную площадь я пришел так рано, что меня раз пять патрули задерживали; когда я показывал свое удостоверение и объяснял, что впервые буду присутствовать на параде, да к тому же на трибуне — они быстро от меня ретировались, как от прокаженного. Вся Москва празднично сияла и шумела. С самого раннего утра из уличных динамиков гремела музыка: «…Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…» На подходе к Красной площади шли толпы людей, все они пели, смеялись, на лицах радостные улыбки. Несли алые флаги, транспаранты «Слава советскому народу!», «Да здравствует товарищ Сталин!» и всякие другие плакаты, прославляющие советскую страну. И это не было продиктовано страхом или приказом. Это было массовое воодушевление людей, сотен тысяч, миллионов.

Сегодня только и пишут, что сталинские времена были кровавыми, что люди жили в страхе и нищете. На самом деле, это чистая ложь. Не хочу и не буду оправдывать расстрелы и отправку в тюрьмы невиновных. Это было и этого не должно быть никогда. Но нельзя обвинять в этом исключительно Сталина и, тем более, систему государственного строя того времени. Если уж такой свирепый злодей, как Лаврентий Берия, был у власти, без невинных жертв не обойтись. Именно он и его Услужливые исполнители и создали кровавый ореол сталинскому времени. А государственный строй был справедливым. Каждый рабочий ежегодно за счет профсоюза отдыхал с семьей на Черном море. Не было роскоши. Даже у самого Сталина. У него вообще ничего не было. Кроме двух пар сапог, двух френчей защитного цвета и пары казенных дач. У людей не было роскоши. Но не было и нищеты. По помойкам не лазили бомжи. Да и бомжей практически не было. Воры и чиновники не отбирали квартиры у беззащитных стариков, пусть даже и пьющих от тоски и бедности. Это происходит сегодня, когда у помойки нищий пенсионер, пряча глаза, подбирает не рваные туфли среди добра, выброшенного богатеями, ставшими таковыми, в большинстве своем, по воровской ловкости и подлости человеческой. А тогда был праздник, настоящий, душевный и искренний.

Да разве способны нынешние демофашисты, именующие себя демократами, устроить такое торжество — торжество миллионов советских людей? Нет! Эта нынешняя бездонно-утробная команда способна только сеять раздоры и смуты между народами, воровать и разрушать. Эти нынешние стяжатели не обладают истинно человеческим сознанием. Им еще надо прожить изолированно от других народов две-три тысячи лет, только тогда они, может быть, поймут, что такое истинный человек и в чем бывает истинная человеческая радость!

Время тянулось долго, через Красную площадь стали проходить колонны, а я все смотрел. Когда там, на трибуне, будет много народа, тогда и я туда тоже поднимусь. Стоял я у кремлевской стены и ждал. И когда народ пошел к Мавзолею, я поднялся по ступеням и занял место сбоку, с правой стороны во втором ряду.