Заговор сил зла

Казнь совершалась на самой большой площади города в присутствии многочисленной толпы. Тело пронзенного стрелами бандита было зарыто без всяких церемоний. Речь Несмонту, в чьем здоровом состоянии мог убедиться каждый житель Сихема, была короткой и ясной: любая попытка мятежа будет караться с предельной жестокостью.

Допрашивавшие пришли к единому мнению. Ханаанин был неуравновешенным одиночкой, действовавшим без опоры на организованную банду.

И все же старый генерал сомневался.

Его нюх подсказывал ему, что к этому инциденту нельзя относиться легкомысленно. То, что его попытались убить, было неудивительным. Эта попытка будет не последней. Несмонту удивили слова нападавшего. С тех пор как Сихем находился под военным контролем, имя того сумасшедшего, который когда-то поднял здесь мятеж, всплыло в первый раз. Означало ли это, что кто-то другой поднял его факел?

Это кажется неправдоподобным.

Но ведь новое появление Провозвестника тоже неправдоподобно?

Несмонту созвал офицеров, приказал им поднять по тревоге личный состав по всей Сирийской Палестине и велел с пристрастием провести допросы подозреваемых. Отчеты и допрошенных лидеров доставлять ему лично.

— Вот уже два дня, как азиаты не движутся дальше, — с досадой сказал Секари. — Можно подумать, что они ждут подкрепления.

— Может быть, они сомневаются, по какой дороге идти? — предположил Икер.

— Это бы меня удивило. По-моему, они действуют по четкому плану. Они что, на полпути между Файюмом и долиной убедились, что не готовы? Это не любители, уж поверь мне.

— Может, предупредить армию?

— Они заметят ее и рассеются по местности. Если мы хотим понять их истинные намерения, не будем терять из виду. Но рисковать не следует ни мне, ни тебе. Я бы предпочел сейчас посидеть на пиру, а потом провести ночку с хорошенькой девочкой. Ах! дивные служанки Кахуна и льняные простыни из твоего прекрасного дома!

— Ты отлично разыгрывал роль слуги, — напомнил Икер.

— Да я и не играл! Мои родители были простыми людьми, и сам я — человек из народа. Быть слугой не унижает меня.

— Как же фараон заметил тебя?

Секари широко улыбнулся.

— Одной из моих многочисленных профессий была профессия птицелова, и я научился разговаривать на птичьем языке. И когда дворцовый интендант беседовал со мной перед приемом на службу, из царского вольера вышел удод. От неожиданности птица так испугалась, забилась и в итоге покалечила бы сама себя. Насвистывая, мне удалось ее утихомирить. При этом присутствовал Сесострис, ему понравилась моя ловкость, и он подозвал меня. Сам фараон, вообрази! Знал бы ты, как я испугался! Лицом к лицу с этим гигантом я чувствовал себя слабее новорожденного. И, по сути дела, с тех пор ничто и не изменилось. Я ни на мгновение не сомневаюсь, что фараон поддерживает прямую связь с богами.

— Ты часто ездил в Абидос?

— Абидос, Абидос... Это навязчивая мысль!

— Разве это не духовный центр Египта?

— Возможно, но у нас есть и другие занятия.

Икер подумал об Исиде, жившей в этом святом городе, таком далеком, таком недостижимом. Будет ли еще явлен судьбой случай, когда он сможет с ней поговорить и открыть ей свое сердце?

— Они зашевелились, — заметил Секари.

Северный Ветер и двое мужчин, скрытые в зарослях тамариска, вжались в землю.

Азиаты снова двинулись вперед.

Ибша, казалось, занимался оружием всегда. Когда он жил в Сихеме, то имел тайную кузницу. Ее немногочисленная продукция служила для снабжения оружием маленьких групп, за которыми охотилась египетская стража.

Потом появился Провозвестник. Слушая его слова, Ибша понял, что только жестокость позволит ханаанам прогнать захватчиков и стать великим народом, более могущественным, чем египтяне. Поэтому нужно убивать. И он убивал. Поэтому нужно было жертвовать своими бойцами — это должно было вызывать у противника чувство неуверенности. И он жертвовал. Готовил бойцов, и они с радостью отдавали свои жизни. В Кахуне Ибше и Бине почти повезло. А сейчас их нападений боятся многие города.

Со своим отрядом Ибша разрушит один из главных символов власти фараона и уничтожит его душу. Сесострис — это всего лишь колосс на глиняных ногах, слишком доверяющий своей армии, которая завязла в Ханаанской земле, где множатся точечные удары азиатов. Благодаря Провозвестнику восстание будет более успешным.

Уверенный в том, что его не заметили, Ибша продолжал следовать плану, намеченному Биной. Двигаясь по непроходимым дорогам, он сделает свой путь длиннее, но уйдет от преследования.

Во время привала Ибша объяснил своим людям цель их пути.

— Фараоны любят воздвигать монументы в честь своей славы, и Сесострис — не исключение. В Дашуре он строит себе пирамиду, где намеревается лежать вечно. Мы оскверним это строение и здание его храма, нанесем им максимум ущерба. После такого поругания место нельзя будет использовать, пирамиду забросят, и Сесострис поймет, что ни один клочок его земли не застрахован от наших нападений. Народ утратит к нему доверие и потеряет сплоченность. У провинций появятся новые лидеры, и в стране установится хаос.

42