Заговор справедливых. Очерки

Один поэт образно сказал, что со смертью человека умирает целый мир. Мир Фурье был удивительно яркий, причудливый, даже буйный, не знающий никаких рамок и границ. Это человек в мыслях своих низвергал освященный порядок, он покушался на основы, казавшиеся незыблемыми, – торговлю, семью, праздность одних и непосильный труд других. Он видел и другой мир – ослепительно солнечный, праздничный, ликующий, очень далекий от будничной парижской улицы Сен-Мартин или от улицы Ришелье, где он жил раньше, от мелочных лавок и меняльных контор, от витрин с цветными лентами и соломенными шляпками.

Поэт, наверное, ошибся. Мир Фурье не погиб, он остался в умах его учеников и последователей, а главное – в книгах и рукописях, оставленных этим человеком. Об этих книгах один историк писал, что вид этих огромных томов без оглавления, без пометок страниц, это намеренное отсутствие всякого плана, странные строчки с пляшущими буквами, имеющие такой вид, будто наборщик в беспорядке высыпал шрифт, производят впечатление черной и белой магии!

Но никакой магии не было. Была великая страсть, была мечта сделать людей счастливыми, была гениальная мысль, прорезавшая глыбы времени. Все было продумано и рассчитано. Пусть смеются лавочники, он не смотрит на их дешевые, пестрые витрины, он знает до тонкостей всю их хитроумную механику обмана. Пусть смеются консьержка и старухи, сидящие рядом с ней, он торопится к двенадцати часам дня домой, к себе наверх, на пятый этаж. Ведь это святое время. Его нельзя нарушить ни на мгновенье. Может прийти кандидат – человек, который готов пожертвовать деньги на то, чтобы сделать жизнь иной – разумной и справедливой – по точному плану, разработанному Шарлем Фурье. Вот он идет, сосредоточенный, ушедший в себя, невысокий, худощавый человек в сером потертом сюртуке. Большой карман топорщится, там кусок хлеба; Фурье утром не успел поесть, с шести часов писал, затем вышел, чтобы обдумать новую главу, и снова к полудню домой: ведь в двенадцать может прийти кандидат, от которого будет зависеть успех дела всей жизни. Старый сосредоточенный человек не смотрит по сторонам, он ушел в себя, но эта отрешенность – кажущаяся, он видит все, что делается вокруг, причем не внешнюю оболочку людей и вещей, а их внутреннюю суть, самую сердцевину, пружины, которые движут поступками тысяч людей.

Долог был путь к этому прозрению.

Почти полвека тому назад, в год, когда началась Великая французская революция, вот так же шел по парижским улицам Шарль Фурье, голубоглазый, молодой, легкий, очень живой и наблюдательный. Еще была жива мать, и все, что видел и пережил Шарль, он подробно писал ей в Безансон. Сколько сантимов потратил на завтрак, сколько дал швейцару, но самое главное – как прекрасен Париж. «Он великолепен, – говорилось в одном письме, – здесь все есть, чего только можно пожелать: прекрасные постройки, зрелища, места для прогулок, выставки мод – все, чего душа просит». Прошло пятьдесят лет – все так же прекрасны дворцы великого города, так же шуршат листья каштанов под ногами, ведь уже пришла осень. Но все стало другим вокруг. Что же изменилось? Давно умерла мать, и некому отправлять письма, давно поблекли глаза и побелели волосы. Молчаливый старик идет по тем же улицам, но что же изменилось? Он понял существо этого мира. Он увидел бессмысленные, впустую прожитые жизни, несчастье тысяч людей, отупляющий непосильный труд, дома, где люди, как в клетке, ненавидят друг друга и годами живут, прикованные невидимыми цепями крепче, чем каторжники на галерах. За благопристойными речами, поклонами и улыбками всех этих торговцев и адвокатов он разглядел звериную хитрость существ, готовых сожрать ближнего своего, чтобы самому уцелеть, разбогатеть и возвыситься. Он проклял этот безумный мир и нарисовал людям картину и план подлинно человеческой жизни.

Как же пришло это прозрение?

Шарлю не довелось много учиться, родители его, хотя и состоятельные люди, были прежде всего торговцами. Они все переводили на деньги, все считали, прикидывали, взвешивали. Их занимал один только вопрос: что дешевле? Не что лучше, разумнее, а что выгоднее. Зачем тратить деньги на долгое обучение мальчика, если он сам может учиться торговле, умел бы писать и считать. Но Шарль был из крепкой породы людей. Далеко не силач, слабый здоровьем, мальчик обладал силой воли и характером, которым позавидовал бы любой мужчина. Он хотел стать образованным человеком – и стал им, не учась ни в лицее, ни в университете… После долгого стояния за прилавком Шарль сидел вечерами за книгами, и все, что он узнал, он добыл сам – начиная от основ анатомии и астрономии и кончая пьесами Мольера, стихами Горация, повестями Вольтера.