Конан молча зашагал к каменистому склону. Он решил попытать счастья, взобравшись наверх — будь что будет. Склон покрывал мелкий щебень, но карабкаться по нему было несложно, тем более для киммерийца, с детства привыкшего лазать по крутым скалам своей холодной родины.
До кромки откоса оставалась всего пара локтей, когда все поплыло у него перед глазами, и он почувствовал, что скользит на дно котловины, словно по гладкому стеклу.
Странное это было скольжение. Щебень и камни оставались недвижны, никакого оползня, и все же Конан оказался у подножия откоса, не успев даже перевести дыхание. Он повторил попытку еще в двух местах — с тем же результатом.
Присев на нагретый солнцем валун, варвар предался невеселым размышлениям. Похоже, слова Рогара подтверждались самым печальным образом, и перспектива провести десять лет по соседству с проклятой кальпаврикшей вырисовывалась все более отчетливо. Если, конечно, не поступиться гордостью и не проглотить золотой орех.
И тут новое соображение пришло киммерийцу на ум, заставив вскочить и вновь направиться вниз по тропинке. Рогар поминал, что жрецы заставляли его таскать воду и поливать корни пожелайдерева. Значит, он спускался к реке. Может быть, к берегу есть другой путь, не закрытый чарами? Если его просто стерегут — жрецы ли, черные птицы или иные существа — он найдет способ проложить себе дорогу!
Вытащив из заплечных ножен немедийский меч, Конан медленно двинулся по тропинке, внимательно осматривая заросли. Ни малейшей прогалины: колючие ветви кустарников плотно оплели лианы. Между корней растений поблескивала мутная жижа, в которой копошились белые черви и какие-то насекомые. Местность уже не казалась столь привлекательной, а бутоны диких роз алели в зарослях, словно капли крови.
Когда в просвете между ветвей вновь заблестела река, киммериец остановился. Он уже видел свою лодку. Еще шаг — и неведомая сила перенесет его к стволу ненавистной пальмы. Конан решил не пытать судьбу: после всех этих перемещений голова у него кружилась, а в желудке словно ворочался отвратительный сгусток холодной слизи.
Отступив шагов на десять, варвар обрушил меч на стену кустов. Он яростно орудовал клинком, как будто перед ним были не обычные растения, а сонмище мерзких чудовищ. Сок перечных лиан обжигал лицо, колючки рвали одежду и царапали кожу, но киммериец упрямо продвигался вперед, надеясь обойти невидимую преграду, закрывавшую тропинку, и спуститься к берегу в другом месте.
Вскоре живая стена расступилась, и он оказался на краю обширной поляны, заросшей высоким папоротником.
Прикинув, что река должна находиться по левую руку, Конан двинулся через это зеленое озеро, доходившее ему до груди. И тут же застыл, внимательно вглядываясь в извилистую полосу колеблющихся листьев впереди: кто-то или что-то пересекало поляну по направлению к сухому откосу, наверху которого темнела мрачная стена джунглей.
Неприятный запах коснулся его ноздрей. Так мог пахнуть живущий на помойке пес, внезапно искупавшейся в бочке с дешевыми благовониями. Запах казался знакомым, но не вызывал ни малейшего желания повстречаться со своим источником. Решив выждать, варвар пригнулся и принялся наблюдать из-за широких листьев папоротника.
Ждать пришлось недолго: заросли у края склона раздвинулись и показалась процессия карликов с короткими, загнутыми на концах дубинками в руках. По вывернутым назад ступням и выпученным глазам, сидевшим гораздо выше, чем у людей, Конан признал якшей — древнее лесное племя, поселившееся в дебрях Вендии еще задолго до Великого Потопа.
О якшах болтали разное. Говорили, например, что Богиня Смерти Хали вытесала их из камней Химилийских гор, дабы существа эти охраняли несметные сокровища в темных пещерах. Другие утверждали, что якши ведут родословную от древних гигантов, которых небесные воители Асур и Катар так долго лупили по головам своими палицами, что те уменьшились до трех локтей с шапкой, а глаза у несчастных вылезли на лоб, да так там и остались. Ноги же им якобы вывернул Индра, за то что коварные недорослики хотели умыкнуть Небесную Черепаху и лишить земном диск опоры.
Как бы то ни было, к якшам относились презрительно и в то же время с опаской, хотя и пускали на рынки, где карлики обменивали плоды дерева у-у, дарующие мужчинам любовную силу, и молоко птицы удгар, полезное для стариков и кормящих матерей, на железные ножи и наконечники для стрел. Кузнечного дела они, похоже, не ведали.
Время от времени очередной Мехараджуб объявлял их вне закона, ссылаясь на свидетельства очевидцев, уличавших лесное племя в отвратительном людоедстве. Однако плоды у-у произрастали в местах, ведомых лишь якшам, а птицу удгар никто из людей и вовсе не видел. Так что по настоянию стареющих любовников и кормящих матерей законы приходилось отменять, и недорослики вновь появлялись в городах, заставляя жителей зажимать носы и плеваться от их весьма своеобразного запаха.