Заговор в Империи (СИ)

Оказались мы в парадном зале, площадь которого по моим скромным прикидкам составляла едва ли не восемьсот квадратных метров. Этот огромный зал, пустующий сейчас, а потому кажущийся нездорово огромным, освещался с двух сторон окнами. Здесь присутствовали ярко выраженные элементы пышного барочного стиля, но иллюзия безграничного пространства создавалась также за счет чередования окон и зеркал. Я, вскинув голову, на секунду потеряла дар речи от плафона, окруженного живописной колоннадой с изображением неких существ, крайне похожих на легендарных земных ангелов, которые сражались среди облаков. В глаза, как и во всем оформлении дворца, бросались кричащая позолота, скульптурная и орнаментальная резьба, сплошь покрывающая стены, наборный паркет или заменяющий его мрамор, тяжелая мебель из дорогого черного дерева.

Томас, не задерживаясь ни на секунду, шустро пересек это пространство, выведя нас в картинный зал, где и решил, наконец, задержаться, обернувшись к нам.

— Потому мне на руки еще не было передано разрешение на посещение лекарского корпуса, где сейчас находятся маги. — произнес он, взглянув на циферблат карманных часов. — Господин Алмазов, я буду крайне признателен вам, если вы отбудете со мной в нашу бездну бюрократии для урегулирования некоторых вопросов безопасности, связанных с вашим иноземным происхождением. Вас же, госпожа Залесская, я попрошу остаться здесь. Мы находимся в торжественной части дворца, где на данный период времени не запланировано ни одно мероприятие. Здесь вас никто не побеспокоит, а вы сможете развлечься нашей картинной галереей, в которой как раз и находитесь.

— Да, конечно, — кивнул Игнат, не задумавшись ни на секунду. Он не питал интереса к архитектурным произведениям, а картинами мага и вовсе было не удивить, потому тот с такой радостью решил отправить с Томасом. — не скучай, Владеныш.

— Да уж постараюсь, — отозвалась я, оглядывая высоченный потолок с живописным плафоном.

Признаться, никогда еще не было такого, чтобы дворец производил на меня глубочайшее впечатление. Этот стал исключением. Не знаю, что сыграло свою роль. Возможно, действительно кричащая отделка, излишне пестреющая золотом и лепнинами, а может быть дело было в том, что этот дворец, в отличии от наших, земных, был обжит. Обычно, когда я ходила на экскурсии, дворцовые помещения стояли полупустые, окруженные красными лентами, куда запрещено было проходить, а вокруг, как ястребы, парили музейные работники, бдящие за соблюдением правил. Здесь же складывалось впечатление, что никто вовсе не обращает внимания на красоту окружающей обстановки.

Ну лестница высотой с земную многоэтажку, ну позолота, от которой дергается глаз, ну невероятный красоты плафоны. Что теперь? Каждый день их видят!

И именно это безразличное отношение существ, живущих и работающих в этих стенах ежедневно, и поражали.

Взять хотя бы картинную галерею, про которую с таким безразличием говорил Томас. Картины в нем были размещены явно по принципу шпалерной развески. Были здесь и пейзажи, и портреты, и композиции на мифологические и бытовые сюжеты, которые имели явную художественную ценность, но здесь были размещены словно с декоративной целью. Местный дизайнер при размещении явно учитывал их размеры и колористическое решение: отделенные узким позолоченным багетом, картины сливались в монолитный «ковер». Красота неописуемая, а относятся к ней как-то по-бытовому.

Нехорошо как-то.

Подойдя к картине, изображающей некое мифологическое сражение, я с интересом взглянула на поле боя, где с одной стороны замерло трое магов, лица которых подсвечивались едким зеленым цветом от магии, исходящей с их пальцев; а с другое стороны горела в зеленом огне девушка, чьи золотые локоны растрепались в разные стороны, извиваясь над ее головой, как змеи. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что запечатлена на данной картине не сцена покорения Медузы Горгоны, не существующей в этом мире легенды, а вполне реальная сцена битвы с ведьмой.

Тихо вздохнув, я отошла подальше, чувствуя, как сердце заходится в бешенном ритме. Картина словно передавала мне ощущение боли, отчаянья и агрессии, которой исходилась эта сжигаемая заживо ведьма. На секунду даже отемнело в глазах и стало тяжело дышать, отчего я, потеряв воздух, согнулась пополам, не видя перед глазами ничего, кроме черных стен, покрытых плесенью и копотью, и не слыша ничего, кроме лязганья металла и собственного рыка.

Ведение, накрывшее с головой, пропало также быстро и неожиданно, как появилось. Я резко выдохнула и поднялась, словно вырвавшись из-под воды. Отскочив от картины в сторону, я принялась судорожно оглядываться по сторонам, понимая, что дело вовсе не в зацепившей сцене казни. Это был зов, посланный ведьмой.

Ведьмой, ауру которой я ощутила, как знакомую.