Заговор в начале эры

Пока он должен притворяться и лгать, угождать оптиматам, выставлять себя защитником популяров и незаметно подчеркивать везде, что только он – Гай Юлий Цезарь – наиболее достойный преемник и Суллы, и Мария. А Катилина и его люди очень ненадежная ставка. Они кричат о своих планах на всех углах. Вот Клодий,[27] тот ему может пригодиться на случай всякой неожиданности. Сколько денег он тратит на глупые забавы ребят Клодия. Но он верит, что все это еще окупится. «Великий Юпитер, если бы у меня была такая армия, как у Гнея Помпея». Он даже вспыхнул от этой мысли. Он нашел бы ей более достойное применение, чем сражаться в Азии, на краю цивилизованного мира. Огромные территории лежат здесь, совсем рядом. Вся Галлия, населенная варварами, германские земли, далекие острова бриттов. Вот куда нужно направлять главный удар, завоевывая эти земли. А потом, потом, если повезет, поворачивать свои легионы на Рим. Галлия ведь здесь, на границе, не так далеко, как Сирия. И сразу стать консулом, диктатором, триумфатором. Вот цель, достойная его жизни. На этих выборах он лишь кандидат в преторы. Но он уже сейчас не сомневается, что будет избран. Слишком памятна его недавняя победа, когда римляне единодушно отдали ему предпочтение, избрав его верховным понтификом. А ведь он победил двух сильнейших конкурентов, опиравшихся на всю мощь своей славы, величия, прошлых заслуг и сенатского большинства. Против него не устояли Публий Ваттий Иссаварик и Квинт Лутаций Катул. Даже в их собственных трибах он собрал голосов больше, чем они. Интересно, как будет через три года, когда, согласно римским законам, он сможет наконец выдвинуть свою кандидатуру в консулы. Согласно принятым законам, граждане могли выдвигать свои кандидатуры только по достижении сорокалетнего возраста, и Цезарь знал, как нелегко ему будет ждать эти долгие три года.

Непонятно почему он вдруг вспомнил Сервилию и ее молодого сына – Брута. Нужно будет иметь в виду этого мальчика. Кажется, его действительно ждут великие дела.

Глава II

Дух: из животных он тел

Переходит в людские, из наших

Снова в животных, а сам

Во веки веков не исчезнет.

Публий Овидий[28]

«Метаморфозы»

(Перевод С. Шервинского)

Несколько всадников скакали во весь опор по Фламиниевой дороге. Они, очевидно, очень спешили, лишь иногда разрешая коням чуть замедлить свой бег, давая отдохнуть измученным животным. Почти у самого Рима они свернули направо, на Остию, и, не сбавляя темпа, перешли на Аппиеву дорогу. Вскоре показалась небольшая вилла, принадлежащая знатному патрицию претору Публию Корнелию Лентулу.[29]

Один из подъехавших всадников сильно постучал. Во дворе залаяли собаки, послышались голоса и громкий крик:

– Кто идет?

– Мы приехали по приглашению наших друзей, – отозвался один из всадников.

– Мрак и свет, – добавил другой, прокричав, очевидно, пароль.

Ворота тотчас со скрипом открылись. Всадники въехали вовнутрь и спешились. В глубине двора их уже ждали двое патрициев, одетые в традиционные римские тоги. Приехавшие начали отстегивать трабеи.[30]

– Приветствуем тебя, доблестный Катилина, – раздалось сразу несколько приветствий.

Патриций кивнул головой, протягивая им руку. Сжимая каждому правую руку у локтя в традиционном римском приветствии, Катилина внимательно всматривался в лица прибывших, словно стараясь проникнуть своим безумным взглядом в душу каждого. Затем обернулся к хозяину виллы:

– Проследи, чтобы нам не мешали.

– Я уже распорядился, – кивнул Лентул.

Несколько слуг увели измученных лошадей, и все двинулись к дому. Миновав эргасту[31] и поднявшись по лестнице, они прошли в дом, пропуская первым Катилину. Хозяин предложил идти в атрий, где их ждали, и Катилина согласно кивнул головой. Атрий считался центральной комнатой в любом римском доме. В середине его был очаг для отопления и приготовления пищи, причем дым уходил вверх через комплювий. В полу под отверстием делалось углубление для стока и хранения дождевой воды. В атриях обычно стояли жертвенники, где произносили молитвы римским богам.

Первым в атрий вошел Катилина. За ним Лентул и все остальные. Там уже сидело человек десять гостей. Одни, постарше, возлежали на почетных ложах, другие, помоложе, ходили по атрию. Вошедшие стали обмениваться с ними короткими приветствиями. Очевидно, многие знали друг друга. Появившиеся рабы внесли две большие амфоры фламенского вина и начали разливать его в чаши. Все расселись по скамьям. В отличие от других, Катилина сел прямо, почти не касаясь спиной края скамьи и не пытаясь разлечься, как многие из гостей.

Переждав, когда все сидевшие в триклинии опустошат свои чаши, Катилина начал своим звучным голосом:

– Наши друзья прибыли из Этрурии от Гая Манлия. Сначала послушаем их. Начинай, Цепарий.