Заговор Важных

Старательно избегая взгляда Рошфора, Луи с поклоном приветствовал Исаака Лафема, четвертого участника собрания. Пятого его участника он видел впервые. Одетый в черный костюм, какие носят простые горожане, он сидел в обитом бархатом кресле, гораздо более удобном, нежели стул Мазарини.

— Шевалье, — церемонно произнес Мазарини, именуя Луи его дворянским титулом, — полагаю, некоторые из собравшихся могут быть вам не знакомы. Я имею в виду господина Лафема и господина Летелье.

И Мазарини указал на названных им важных особ. Луи не знал, кто такой Летелье, однако итальянец не замедлил разъяснить:

— Господин Летелье является военным интендантом нашей армии в Пьемонте. Я познакомился с ним в прошлом году и имел возможность оценить его способности. Мне нужна его помощь и его знания — как в юриспруденции, так и в организации полицейского дела. Я вызвал его в Париж, однако об этом пока никто не должен знать. И вас я также попрошу хранить молчание.

Сорокалетний Летелье родился в семье, принадлежавшей к дворянству мантии.[43] Став прокурором в Шатле, он работал под началом Лафема, затем перешел докладчиком в Государственный совет. Канцлер Сегье заметил его и отправил в Нормандию на подавление восстания босоногих. Задача непростая, но Летелье справился с ней самыми жестокими методами, призвав на помощь Жана де Гассиона.[44]

Успех Летелье получил достойную оценку, и его назначили интендантом в итальянскую армию.

Являясь полномочным представителем королевской власти, военный интендант осуществлял надзор и контроль по линии полицейского ведомства, отправления правосудия и организации подвоза продовольствия.

Летелье отлично зарекомендовал себя на новом посту. В 1641 году, находясь в Пьемонте в составе посольства, направленного к принцу Савойскому, Мазарини заметил Летелье, оценил и предложил ему сотрудничество, ставшее долгим и плодотворным.

Летелье станет военным министром, а сын унаследует ему под грозным именем маркиза де Лувуа.[45]

— Теперь, когда вы всех знаете, — продолжил кардинал, — берите стул и садитесь, шевалье. Перейдем к цели нашего собрания: я получил ваш доклад, дополнивший доклад, составленный господином де Тийи для гражданского судьи, и решил собрать все заинтересованные стороны, чтобы выработать план действий.

— Отныне у нас есть основания подозревать господина де Фонтрая или его сообщника в подлом убийстве комиссара Бабена дю Фонтене. Господин де Рошфор, имеющий богатый опыт по выслеживанию де Фонтрая, ведь он целый год следовал за ним повсюду, вплоть до самой Испании, с тем чтобы разоблачить заговор Сен-Мара, — так вот он сообщил мне по секрету, что маркиз д'Астарак остановился в Париже у принца де Марсильяка, почему-то по-прежнему считающего его своим другом. Осталось понять, почему Фонтрай убил Бабена дю Фонтене.

Во время речи министра Луи, почти не слушая его, исподволь наблюдал за Летелье.

У военного интенданта было продолговатое лицо, острый нос и пронзительный взгляд. Сидя в позе прилежного ученика, он время от времени делал заметки, держа письменный прибор на коленях. Но как бы ни был Луи поглощен разглядыванием Летелье, он едва не подскочил, когда речь зашла о Фонтрае.

Итак, Луи д'Астарак проживал у принца де Марсильяка, того самого, которого несколько дней назад он видел у маркизы де Рамбуйе! Каким образом они могли договориться, если Марсильяк известен своим добронравием и лояльностью к королевской власти? У него с Фонтраем нет ничего общего!

Когда заговорил Лафема, он, казалось, обращался прежде всего к Фронсаку:

— Согласно господину де Тийи, смерть дю Фонтене могла быть связана с одним из трех дел, которые расследовал комиссар. Мы говорили об этом перед вашим приходом. В частности, он расследовал смерть судебного исполнителя Клеофаса Дакена, скончавшегося после продолжительной болезни желудка, причинявшей ему ужасные страдания. Комиссар не исключал отравления…

— Которое совершила его жена? — резко перебил Летелье, продолжая делать заметки.

Заметив, какими взглядами обменялись магистраты, Луи понял, что оба недолюбливали друг друга.

— Нет, — ответил де Тийи, — не похоже, хотя, разумеется, ни в чем нельзя быть уверенным. Тем не менее, у нас есть основания полагать, что преступник — это собутыльник Дакена по имени Пикар. К сожалению, Пикар исчез.

— Почему болезнь причиняла ему такие страдания? И почему вы уверены, что его супруга здесь ни при чем? — прервал его Мазарини. — Я ничего не прочел об этом в вашей записке, но известно множество случаев, когда жена подсыпает яд любимому супругу.

Фронсак счел нужным вмешаться: