Поезд стал тормозить, пот выступил у Ксандра на затылке и шее, когда показался последний вагон. К его удивлению, у окон вагонов толпились люди. Неведомо откуда до него донесся голос Ферика, объясняющий, что толпы народа — это инструмент, механизм, который стоит пустить в ход. Двери открылись, народ повалил из них, а агент Эйзенрейха прямо-таки впиявилась ему в бок. Он ждал, уверенный, что она чувствует барабанную дробь в его груди.
— Только спокойно, — донесся голос — ее ли, его ли собственный, Ксандр сказать не мог.
Уголком глаза Ксандр заметил, как какой-то пассажир вскочил со своего места, как замелькали его руки, расталкивающие других пассажиров. Нетерпеливая гримаса на лице мужчины сомнений не оставляла: человек вот-вот пропустит свою станцию. Ксандр медленно поднялся в вагон, рассчитав так, что окажется на пороге тамбура, когда нетерпеливый пассажир выскочит туда и ринется к двери.
В самый последний момент Ксандр толкнул ее прямо на спешащего пассажира.
— Sie hat eine Pistole![27] — заорал он по-немецки и, чудом высвободив локоть, сумел пробиться к выходу. —
Визг и вопли покатились по вагону, люди отпрянули подальше от пистолета, торчавшего у всех на виду, двери стали закрываться. Ксандр выпрыгнул на платформу, женщина же чересчур промедлила и растерялась, чтобы удрать от уже взъярившейся толпы в вагоне. Двери с лязгом сошлись, и на секунду взгляды их встретились, разделенные толстым стеклом: ее глаза были недоуменно растерянными. Осознание провала начинало отражаться на ее лице, глаза наполнились ужасом, когда поезд медленно покатил. Ксандр успел разглядеть, как она вжалась в дальний угол, как толпа стала укрываться за спинками сидений от смертоносного дула пистолета, все еще зажатого в ладони незнакомки.
Ксандр повернулся и пошел с платформы — обычным шагом, понурив голову. Вот и конец.
Нью-Йорк. 5 марта, 4.12
Джанет Грант крадучись пробиралась по темной комнате, крохотный лучик фонарика подрагивал в такт ее движениям. Приказания были краткими, никаких деталей: «Записи, на итальянском, небольшая книжка. Возможно, конверт с почтовым штемпелем из Европы». И адрес этой коричневой халупы в западной части города на Сто седьмой улице. Больше ничего.
Вдоль дальней стены протянулся зеленый диван, напротив два таких же кресла: отгораживалось что-то вроде маленькой гостиной. На подлокотниках кресел по салфеточке. Все аккуратно, прибрано. Слева на тумбочке громоздился старый проигрыватель, сбоку ряд пластинок — Брамс, Бетховен и Бах. Самое современное из мебели — строгий письменный стол возле окна: четыре незатейливые ножки под столь же незатейливой крышкой. Год шестьдесят пятый, самое позднее. В этой комнате лет тридцать ничего не менялось.
Джанет подошла к столу, он был пуст, если не считать нескольких древних рамок с фотографиями, на которых были проставлены столь же древние даты. Сев в кресло, она принялась проверять ящики — нижний левый оказался заперт. Вынув из своего рюкзака похожий на перьевую ручку предмет, Джанет просунула его жало в щель. Замок открылся. Внутри она увидела большой желтый конверт: штемпели европейские. Вынула уже вскрытый конверт из ящика, вытащила содержимое.
«Клара!
Это приберегите. Дома. Кто бы ни спросил — вы ничего не получали. Объясню, когда вернусь.
А. Я.»
К посланию прилагались записи на итальянском языке. Джанет сунула их под курточку, закрыла ящик и встала.
И в тот же миг оказалась на коленях.
От первого удара в спину из глаз посыпались искры, второй ошеломил. Джанет перевернулась — как раз вовремя, чтобы отразить третий; обученное тело взметнулось к стоявшей над ним фигуре. Руки в перчатках обхватили старческую шею, их жесткая хватка сделала свое дело: нападавшая рухнула на колени. Стало различимо лицо: старуха, черные волосы, толстые щеки.
Клара Губер сражаться уже не могла.
Джанет, уставившись в старушечьи глаза, не знала, как поступить. Не было никаких указаний на действия в непредвиденных обстоятельствах.
Не раздумывая, Джанет Грант вдавила большие пальцы в дыхательное горло Клары Губер и крутанула шею. Один щелчок — и глаза старой женщины остекленели.
Джанет еще раз глянула на лицо у себя под руками. Ни сомнений, ни угрызений. Опустила голову жертвы на пол и сверилась с часами. Восемь минут.
Старец был бы доволен.