— Он сказал, что нам следует избавиться от этой проблемы.
— Антон,
Собрав все свое мужество, Вотапек ответил:
— Йонас говорит совсем не так.
И опять, прежде чем заговорить, старец помолчал.
— Понимаю. Так что же он сказал?
Вотапек молчал.
— Что же вы наделали, Антон? — Слова были произнесены почти шепотом. — Боже мой, что же вы все втроем
Сара сидела напротив Ксандра, вторая чашка кофе у нее почти опустела, но официантку слишком занимала беседа с шофером, молодым парнем, чьи интересы предполагали нечто большее, чем какой-то кофе с пирожком. Парень даже помятую бейсболку с головы стащил, пригладил лоснящиеся белокурые кудри, желая выглядеть посимпатичнее, и своего достиг: губы официантки вздернулись до десен, изобразив улыбку, зубастость которой нагоняла страх. Сара поневоле уставилась на нее, не в силах отвести взгляд от крупных желтых зубов — усталость лишала ее воли взять да отвернуться. Никаких мыслей. Одна только улыбка, зубы, десны. Даже Ксандр выпал из сознания: целиком поглощенный книгой, он устранился как объект наблюдения. Вот страницу перевернул, и этого движения хватило, чтобы привлечь внимание Сары.
Взглянула на него: локти крепко уперты в стол, правая рука теребит густую прядь волос, пока глаза пробегают по словам на странице. Если он и устал, то делал все, чтобы одолеть усталость, колено у него слегка подрагивало от нервного напряжения. Ясно было, что все мысли о Шентене отложены. Настал момент: ученый вернулся к работе. Сара прихлебывала кофе и продолжала смотреть. Он снова рядом — и как же это хорошо.
— Чтобы все это устроить, они должны иметь целую армию, — произнес Ксандр, даже не удосужившись оторваться от чтения. — Череда следующих друг за другом взрывов, каждый из которых осуществляется разными группами людей: одна закладывает взрывчатку, другая выбирает места, а третья взрывает. Там, где Эйзенрейху требовались недели на создание такого хаоса, эти укладываются в дни, а то и часы. Плюс они это по всей стране устраивают, сверяя время событий до минуты.
— Ну и сколь продолжителен период, о котором мы ведем речь? — спросила Сара.
— Восемь дней.
— А взрыв этих бомб ты к катастрофам не относишь?
— Символически — событие катастрофическое, согласен. Как средство социального взрыва — нет. Вспомни Оклахому три года назад. Было омерзительно, трагично… назови это как угодно. За две недели каждый страж общественного порядка в стране получил свои десять минут в вечерних выпусках теленовостей. Но тем и ограничилось. Все мы были охвачены ужасом, возмущены, а потом с радостью обо всем забыли. Само по себе событие, бомба та не вызвала паники, на которую рассчитывает наш друг. — Ксандр перелистал несколько страничек.
— А ему что нужно?
— Представляешь, если в тот же день случится что-нибудь еще: часов через пять выйдет из строя вся система компьютерной сети «Белл Юго-Западная» или окажутся разрушенными все до единого туннели и мосты, ведущие к Манхэттену? Тогда страху будет много, и народа он охватит побольше.
— Именно это они и намерены устроить?
— Замени Оклахому на Капитолий, и ты получишь пункты первый, восьмой и семнадцатый в их расписании. Первый затрагивает вопросы национальной безопасности, возможно, даже иностранного вмешательства. Остальные поддерживают уже возникший страх и усиливают панику. Именно это они проделали в Вашингтоне и Чикаго, только теперь масштаб будет покрупнее. Сведи все эти маленькие события воедино, убедись, что время для них выбрано с подобающей точностью, и ты сотворишь такой хаос, который возвеличит любое крупное событие, придаст ему размах, какого у него в реальности и нет. Это прямо из манускрипта.
— И сколько всего?
— Сорок восемь. Финальный аккорд — убийство президента.
Сара покачала головой:
— Как оригинально!
— Для них важно не убийство само по себе.
— Ну, это обнадеживает.
— Вся разница в том, как к нему отнесутся люди, народ.
— Не уловила.
— А ты подумай. Когда застрелили Джона Кеннеди, люди заговорили про заговор, но большинство сочло это выходкой сумасбродного стрелка. Печаль, предательство, гнев — таковы были преобладающие чувства.
— Но не массовая истерия.