Заговор

Первую сферу определить легче всего, из всех трех она наиболее представима, поскольку великое множество чернил пошло на ее описания. Вторая является, да позволит скромность заметить, собственным моим обозначением, коим я определяю совокупность видов деятельности в торговле и коммерции как внутри, так и вне границ государства. На протяжении веков понятие сие обозначало ведение домашнего хозяйства. Отсюда у Аристотеля многочисленные ссылки на «æconomia» по всей его «Политике» и по всей «Никомаховой этике». Но разве государство не есть крупное хозяйство? А следовательно, только логично, что мы относимся к поддержанию порядка в государстве так же, как относимся к управлению поместьем либо домашним хозяйством, и тем самым привносим более пространное понимание экономики. Что касается третьей сферы, то она самая умозрительная из всех. Пока я лишь напомню читателю, что средоточием общественной сферы является образование, а более детальное обсуждение оставлю на потом.

Прежде сочинители теорий, как практических, так и непрактичных, сводили все три сферы вместе, чаще всего считая политическую главной правящей силой. Экономика и общество воспринимались не более как отголоски политической власти. Такой подход, даром что часто применялся, никак не раскрывал подлинную составную природу государства. Ступавшие на сей путь уподоблялись неискушенному едоку, который, отведав рагу, замечает, что мясо доброго качества, а стало быть, и все блюдо приемлемо. Зато воистину оценит блюдо эпикуреец, который отметит и неуловимый вкус картофеля, и аромат лука с морковью, и качество мясного отвара, ибо именно он знает, как добиваться в стряпне тонкого равновесия вкусов. Если в следующий раз рагу не доставит удовольствия неискушенному едоку, он в одном мясе станет искать причину своего неудовольствия. У эпикурейца вкус тоньше, более разнообразно ощущение ингредиентов, и он понимает, где надо искать, если рагу перестало нравиться. То же и в государствах: правители должны осознавать различие ингредиентов в политической, экономической и общественной сферах, выдерживать их в равновесии настолько, насколько то необходимо для поддержания незыблемости.

И как разные повара нужны для приготовления разных блюд, точно так же потребны особые Управители для обособленных сфер внутри государства: один — понимающий суть политических отношений, другой — правящий экономической сферой, а еще один — творец общественной политики. Вследствие того, что каждому определено оставаться единственно в своей собственной сфере, ему не следует знать о замыслах, кои вынашивают равные ему по власти внутри других сфер. Требования каждой из сфер столь суровы и обязывающи, что у тех, кто ведет за собой, нет времени вникать во что-либо помимо собственных задач.

Как же тогда приводят они усилия свои к согласию? То есть как, если каждый пестует лишь собственную сферу, задуманное в одной из них служит интересам и выгоде государства в целом? Разумеется, без некоего главного действующего лица, кому надлежит блюсти действия внутри каждой сферы, мы получим анархию. Следовательно, один человек должен стоять за всеми тремя и направлять действия их мягким указанием и мудрым советом. Этот единственный не обязательно должен быть глубоким знатоком в том, каким образом устраиваются дела внутри отдельных сфер. Скорее, от него требуется более широкий кругозор: с проницательностью Аврелия и самообладанием Цинцинната, — способность использовать соперничество каждой из сфер для укрепления уз между ними всеми. Он не государь, не суверенный царь, чья единая властная воля прокладывает государству путь. Лишь в определенные моменты он обретает подобную власть. В остальное же время сидит и наблюдает, с радостью пребывая над схваткой. Он не жаден до власти, но все же способен впрячься в нее, когда к тому его призовет случай. Для него владычество есть всего лишь отражение незыблемости, и ему ведомо, что незыблемость утверждается взлетами и падениями сфер, кои надлежит блюсти.

Потребуется краткое отступление, дабы представить личность сего человека, кого в дальнейшем я стану называть Блюстителем. В прошлом всего один муж выказал нрав и качества, воистину присущие Блюстителю. Цинциннат, во времена Минуция прямо от пашни, по которой он шел за плугом, призванный во власть, дабы отразить нападение италийского племени эквов, принял назначение диктатором Рима с единственной целью восстановить порядок в Империи: через шесть месяцев, осуществив задуманное, он вновь вернулся к своей пашне. Все его помыслы были целиком направлены на достижение незыблемости Империи, а не на сохранение собственной своей власти. Наш Блюститель не пахарь и не подобает ему покидать основные вместилища власти, однако, пользуясь властью, он должен проявлять самоотверженность и строгость цели, столь свойственные Цинциннату.