— Должен признаться, я успокоился, учитывая то, как мы добрались до города.
— Не расслабляйтесь, — откликнулся Ферик. — Молодцы Эйзенрейха ничего не предприняли до сей поры именно потому, что мы открыто известили о нашем прибытии всех, кого это могло заинтересовать. — Он аккуратно поставил туфли возле кровати. — Тут
Ферик встал, рассовал по карманам бумажник и паспорта. Потом, усевшись за стол, вытащил из ящика лист бумаги и принялся писать.
— Что вы делаете? — Ксандр, следуя приказу, снял рубашку и занялся шнурками на туфлях.
— Записку пишу герру Тюбингу. Ваши извинения за то, что не можете остаться. Неожиданное происшествие. Мы отдохнем несколько часов, потом уйдем. Если попозже ночью что-то приключится, то слово «происшествие» возымеет должный эффект, тем более что записка написана моей, вашего помощника рукой. Я оставлю сто марок.
— Это вдвое больше, чем стоит номер.
— Вы же щедрый человек, Herr Doktor Professor.
Сара попросила пилота доставить ее в Темпстен, Элисон стала слишком ценна, чтобы бросать ее на произвол судьбы: в конце концов, понимая или нет, но она связывала людей Эйзенрейха вместе. И уж конечно, Вотапеку потребуются объяснения насчет записи. Сара понимала, что действовать надо быстро. С этой целью подыскала Элисон место, где можно было пожить, снабдила ее запасом еды на неделю. Еще дала ей пистолет — на всякий случай. Элисон взяла его, не проронив ни слова.
Глядя на оружие в руках Элисон, Сара почувствовала, как ее охватывает волна неосознанного участия, вызванная собственными переживаниями: она уже проходила через то же самое, и вновь не было иного выхода, как преодоление.
Единственный способ спасти Ксандра.
Сейчас, шесть часов спустя, находясь на площади Гираделли в Сан-Франциско, Сара унеслась мыслями на шесть тысяч миль. Позвонила на станцию передачи узнать, нет ли чего от Ферика. Они в Германии всего лишь с частью манускрипта. В подробности Ферик не входил. Зато больше порадовало его конспективное изложение найденной ими части. Оно подтвердило все, что она по фрагментам сложила сама: обособление, табу на контакт. И четвертый человек. Впрочем, улыбку на лице Сары вызвали как раз последние слова Ферика.
Несвойственное признание, но так хорошо ей понятное.
Повесив трубку и влившись в людской поток, Сара сразу распознала мужчину, который ее преследовал. Первой мелькнула мысль: минюст, — однако облик у преследователя не тот.
Желая получить ответ, она стала задерживаться, подманивая добычу поближе. Звук шагов раздавался совсем близко, почти у нее за спиной, когда Сара резко обернулась и мгновение спустя ударила мужчину в грудь. От сильной встряски тот не мог шевельнуть ни рукой ни ногой. Не успел он прийти в себя, как ее рука уперлась ему в поясницу, сжав основание позвоночника. Мужчина морщился от боли, а Сара, не останавливаясь, подталкивала его вперед.
— Вы, похоже, заинтересовались мной, — тихо сказала она. — Не очень-то ловко, могу заметить.
— А никакой ловкости и не требовалось, — ответил он, с трудом передвигая ноги: Сара ужесточила хватку. — Я из комитета.
Пять минут спустя они сидели в кафе, на столике стояли две чашки кофе.
— У человека из комитета есть имя?
— Стайн. Боб Стайн. — Он неловко улыбнулся, ухватив толстыми пальцами маленькую ложечку. — Я не очень-то представлял, как к вам подступиться.
— Вот и подступились.
— Да. — Вынув ложечку из чашки, Стайн слизнул с нее пенку, кашлянул. — Я в комите…
— Вы это уже говорили.
— Да. Так вот, я по поводу вашего…
— Я вся внимание, Боб.
— Я прихватил с собой кое-какие документы.
Сара пристально взглянула на собеседника, попивающего кофеек.
— Это не в обычаях комитета. — Стайн не ответил. — Тогда зачем Притчард вас послал? Укор совести?
— Никто в КПН не знает, что я здесь.
Сара смотрела на него, а он не отрывал взгляда от чашки.
— Не слишком ли смело, а, Боб? Выходит за рамки приемлемого поведения.
Он поднял голову, разом забыв про всякую неловкость.
— За рамки приемлемого поведения выходит и засыл наших отставных агентов. Но мы зашли еще дальше, так?
Сара улыбнулась:
— Да, это так.