Пока суд да дело, приходилось заниматься бесчисленными делами ханства. А дел было невпроворот, причем не менее важных, чем подготовка к боевым действиям против туркестанских городов. Составление нового свода законов, обложение налогами, создание денежных, продовольственных и фуражных запасов, реорганизация армии и подбор чиновников — все забирало уйму времени. Особо пришлось заниматься торговыми делами. Казахские купцы уже успешно торговали с Моголистаном, алтайскими улусами, Астарханью, Крымом, Казанью, далекой Москвой. Но этого было мало. К тому же совсем захирели торговые пути, издревле проложенные купцами разных государств и народов через казахскую степь. Годы произвола, раздробленности и безвластия сделали эти пути опасными, и торговые караваны, боясь нападений, шли в обход, лишая ханскую казну значительного дохода, а население — необходимых товаров. Жестокую борьбу повел хан Джаныбек с аламанами — бродячими шайками джигитов, смотревшими на проходящие караваны как на свою законную добычу.
В этих делах пролетела весна. Вспомнив, что он сын кочевого народа, Джаныбек по весне перекочевал со своей ставкой к Сейхундарье неподалеку от Сыгнака. Там, в отличие от шумного, пыльного города, стояла первозданная тишина, пахло травой и цветами. Хотелось навсегда остаться в этом земном раю.
Большинство хакимов туркестанских городов слали двойственные ответы. По всему было видно, что они хитрят, стремясь выиграть время. Дальше ждать становилось опасно. Хан Моголистана Жунус тоже крайне расплывчато отвечал на его предложения.
Как обычно перед принятием важных решений, созвал Джаныбек свой совет. Это не было нововведением в казахской степи. Испокон веков степные вожди имели такое постоянное собрание, куда входили их ближайшие родственники, а также подчиненные им вожди и бии родов и племен. Хоть окончательное решение зависело обычно от хана, но при военно-кочевой организации он не мог не считаться с мнением наиболее авторитетных людей…
По существу, хан Абулхаир покончил в степи в этой формой широкого для тех времен волеизъявления. Он самовластно менял свой совет, выживая оттуда неугодных, пока не оставались в нем лишь полностью безгласые люди. К концу его правления мало кто из уважаемых людей приглашался туда.
Джаныбек не только восстановил эту форму военно-феодальной демократии, но и видоизменил ее, приспособив к новым условиям. При нем было два вида совета: первый назывался «Большой совет», а второй
— «Малый совет». На первый приглашались все без исключения вожди родов и главные бии и батыры. На нем решались наиболее важные государственные дела, такие, как объявление войны или даже избрание нового хана. на Малом совете решались более мелкие дела: распределение пастбищ и прочих земельных угодий между родами, утверждение чиновников, отчеты сборщиков податей и налогов. Здесь присутствовало обычно меньше людей — в основном те, кто имел отношение к обсуждаемому делу.
Но то, что хотел обсудить на Большом совете хан Джаныбек, раньше всего доверял он Жахан-бике и сыну Касыму, который к тому времени становился уже, по существу, соправителем своего отца. Происходило это обычно в юрте Жахан-бике.
…Солнце только закатилось, и в ханском ауле наступила обычная вечерняя суматоха. Стоял шум от возвращающегося с пастбищ скота, громко переговаривались готовящие ужин женщины, с криком носились дети. День выдался знойным, лишь к вечеру подул прохладный ветерок. Хан Джаныбек сам открыл настежь дверь юрты, Приказал страже отойти подальше и не подпускать никого.
— Сними бешмет, путь ветер остудит твое тело! — сказал он вошедшему сыну и указал на место рядом с собой.
Они помолчали, глядя, как разливает кумыс Жахан-бике. В юрте уже стало совсем темно.
— Лампу, что ли зажечь?
Услышав слова мужа, Жахан-бике отставила кумыс, прошла к стене и принялась зажигать китайскую лампу, висящую на решетке-кереге. Джаныбек задумчиво проводил жену глазами. За последние три года она слегка отяжелела, но еще больше стала походить на гордого лебедя, плывущего по озерной глади.
Джаныбек не торопясь отхлебнул глоток кумыса из тяжелой серебряной пиалы и заговорил, словно продолжая только что прерванный разговор:
— Сегодня от хана Жунуса из Алмалыка приехал человек… — Он повернулся к Касыму. — Ты, наверно, слышал весть, поступившую от сауранского хакима… — начал Джаныбек и вдруг умолк.
В тот же миг Жахан-бике, подошедшая к переметной суме, чтобы достать оттуда кресало и огниво, вскрикнула и метнулась к сыну, загородив его собой. В воздухе сверкнул кем-то брошенный кинжал, и Жахан-бике упала плашмя на ковер. Чья-то тень мелькнула у входа…
Джаныбек подскочил к двери, но за ней никого не было. В синей тьме только промелькнула тень, словно от гигантской летучей мыши.
— Схватить!
Но и часовые не смогли догнать неизвестно как проникшего к ханской юрте человека.
— Как тень иблиса!
— Растаял, проклятый!..