Заговоренный меч

Султан прыгнул к нему на коня и сорвал его с седла. Вместе с тяжелым противником повалился он в густую траву, но при падении успел подмять его под себя. Горящие злобой глаза оказались у самого его лица, и вдруг радостная надежда появилась в них.

— Бей… Бейте его в затылок! — закричал он кому-то.

Не выпуская Сарыбая, султан скосил глаза в сторону и увидел стоящего над ним хана Абулхаира…

* * *

Абулхаир так и не понял, почему не ударил в затылок султана Джаныбека. Что-то на миг удержало его руку, а потом выехали из кустов люди, и поздно было уже что-нибудь сделать. Первым к месту происшествия прискакал Керей. Джаныбек тогда опустил Сарыбая.

— На этот раз я прощаю тебя, потому что не ты здесь главный виновник! — процедил он сквозь зубы и так посмотрел на Абулхаира, что тому стало не по себе.

А сайга все еще лежала живая. Джаныбек посмотрел на нее и махнул рукой.

— Поскольку человеку, который покушался на мою жизнь, простил я, то почему бы не простить невинное животное! — сказал он Керею, пристегнул к поясу дубинку и сел на коня. Вместе поехали они к своим, а хан Абулхаир молча смотрел им вслед…

Поднявшийся с земли Сарыбай тоже занес ногу в стремя. Хан отвернулся.

— Зачем не ударили вы его сзади дубиной, мой повелитель-хан? — зашептал ему в спину брат палача. — Если бы он упал, я тут же переломил бы ему шейный позвонок. Так всегда бывает, когда человек падает с лошади, и никто бы не догадался…

Он не успел договорить, как голова его покатилась с плеч. Абулхаир брезгливо вытер клинок об одежду Сарыбая и велел трубить сбор. Приехавшие первыми Джаныбек с Кереем увидели валявшуюся в траве голову с выпученными в испуге глазами.

— Такая смерть ждет каждого, кто покусится на жизнь моих верных султанов! — сказал хан Абулхаир.

Но вряд ли поверили в искренность его слов Джаныбек с Кереем. Оба султана молча проводили хана Абулхаира до ставки и вскоре уехали в свои кочевья. А хан с тех пор совсем потерял покой, целыми днями лежал на шкуре барса и обдумывал создавшееся положение. Пути назад не было, и горькая досада на то, что не прикончил Джаныбека, грызла душу. Не скоро представится теперь такая возможность…

"В шестнадцать лет я собственными руками зарезал сына самого Едиге — крепколобого Казы-бия, — вспоминал Абулхаир, и губы его кривились от гордости. — В семнадцать лет произошел мой знаменитый поединок с ханом Жумадеком, правившим степью Дешт-и-Кипчак. Как родного сына любил он меня и воспитывал с ранних лет, словно отец. Разве дрогнула моя рука, когда прирезал я его, сбив с седла? Да и сам он принял смерть с легкостью, понимая, что таков закон жизни, так же буду поступать я со всеми врагами. В надежные руки передавал он свой трон. И вот теперь эти руки не поднялись на самого лютого врага — Джаныбека!

Львиное сердце должно быть у того, кто правит людьми и берет на себя ответственность за них перед богом. Почему же расслабилось оно на этот раз? Один-единственный удар по голове этого ненавистного султана, и не было бы никаких неприятностей. Прав был убитый раб: никто бы не посмел высказать сомнение в том, что Джаныбек упал с коня во время охоты. Люди знали бы тогда, что если упал Джаныбек, то каждый из них может упасть таким образом. Страх — самый надежный замок на болтливые рты!..

Говорят, что мой предок Чингисхан поучал: если поднял руку на врага, то бей только насмерть, потому что нет опаснее недобитого врага. А простить врага — преступление, за которое придется расплачиваться всю жизнь. Слабостью посчитает враг твое великодушие и удесятерит свои усилия против тебя!.."

II

Джучи родился от Борте-Фуджин из племени конурат и сам был женат на конуратках. От второй его жены Укихатун родился Батый.

Джучи довольно крепко усвоил степную мудрость, которая гласит: «Пусть руки отпадут у того, кто не радеет за родственников». Казахские племена стали его опорой в дальнейшей политике, и окружали его обычно казахские султаны и батыры. Даже в песнях и сказаниях народа, где всегда подчеркивается жестокость и коварство других чингизидов, о Джучи говорится в ином тоне. Он суров, но справедлив и всегда готов выслушать мудрый совет. Особо поясняется, что умел он обуздывать свой гнев, а это уже не так мало для сына Чингисхана. Уже одно то, что Джучи не стремился к полному уничтожению казахских племен, делало его и в их глазах защитником и добрым родственником. Слишком свежи были в памяти иные примеры. И недаром сохранился в веках эпос «Аксак кулан — Джучи-хан», который поют до сих пор в степи. Конечно, пройдя через века, дурные поступки того или иного властителя выветриваются порой из народной памяти, но вот не ушел же из нее страшный образ Чингисхана, которым пугают детей в степи…