Заговорщик

Струги уходили из порта, груженные до предела, только-только не черпая воду бортами. Если в Керчи казаки норовили запихнуть в лодки всякий хлам, вплоть до вытертой кошмы и попон — в юрте пригодиться может, — то здесь, в богатейшей Кафе, сами бросали на камни драгоценные мечи, кубки и одеяния, лишь бы отправить на Дон еще хоть одного освобожденного пленника. Но все равно — спасти всех не получалось. Ватага выпустила из подвалов, вырвала из рабства больше двух тысяч человек. Тридцать пять добравшихся до города стругов могли вместить не больше полутора тысяч. Еще полсотни удалось впихнуть в три рыбацкие лодки. Все. Остальные невольники оставались на берегу…

— Саразман! — окликнул мечущегося по берегу казака Андрей. — Смотри, у причалов «торговцы» еще стоят. Один на боку, видать с течью. Но еще три исправные.

— Проку с них, княже? Протоками не пролезут. А мимо Азова идти — расстреляют всех басурмане, и помолиться никто не успеет.

— А остров? Забыл?

— Что с него проку, Андрей Васильевич? Он же на османской стороне. Как с него выбираться?

— Стругами. Выгрузить там людей и груз, и отпустить корабли на волю ветра. А лодки, как у острога полоняников высадят, за ними вернутся.

— Андрей Васильевич! — подпрыгнул Рваное Ухо. — Лю-юб ты мне! Ох, люб! Дай я тебя расцелую!

— В другой раз, атаман. Не последний день живем.

Повеселевшие воины споро перетащили оставшуюся на причалах добычу в трюмы двухмачтовых судов, перенесли на палубы раненых, завели последних невольников и помогли отчалить.

Андрей не был уверен, что кто-то из пленников умел управляться с этими махинами, способными принять до тысячи пудов груза — но люди не роптали. Они предпочитали рискнуть — но только не возвращаться в холодные подвалы Кафы. Илья и его холопы, поднатужившись, скинули вниз пушки портовой башни, спустились следом и бегом промчались до галеры. Казаки разобрались по «торговцам». Наконец налетчики отчалили, уходя в черноту ночи от разоренной Кафы. На запад.

— Ох, княже, отчего ты не казак? — с чувством подвел итог визиту Саразман Рваное Ухо. — Что за набег? Это просто праздник духа!

После «праздника» казаки и холопы долго отсыпались в какой-то бухте между горными мысами — все же ночь не спали, — а потом еще почти целый день шли вдоль побережья. Утром же, через два часа после выхода в море, обойдя выступающую далеко в море гору, путники увидели в глубине бухты очередной порт и раскинувшийся за ним поселок. Воины разразились радостными криками, но чем ближе становился порт, тем меньше веселились православные витязи. Ведь поселок был всего лишь россыпью домиков за причалами, между двумя горами. Рядом с этими домиками начинались могучие, высокие и толстые стены, уходящие дальше за гору. На широком скальном мысу, возвышаясь на добрую сотню саженей над морскими волнами, стояла крепость, размерами не уступающая Кафе, но имеющая куда больше башен, обрывистые подступы и прячущая ворота где-то далеко-далеко от моря.

— Смотри, Даниил Федорович. — указал вперед князь Сакульский. — В порту ни одной посудины. Разбежались-попрятались. Похоже, здесь нас уже поджидают. Предупреждены.

— И что делать станем, Андрей Васильевич?

— Как что? — пожал плечами Зверев. — Крепость брать. Коли о нас знают здесь, значит, знают и везде. Легкой добычи больше не будет.

Корабли привалились бортами к пирсу. Казаки, выпрыгнув наружу, закрепили концы, подтащили сходни. Ватажники и холопы стали спускаться на берег.

— Тихо, как на кладбище, — заметил Саразман. — Ровно после черной смерти.

— Не пугай людей, — хлопнул его по плечу Андрей. — Просто жители в крепость ушли, от нас спрятались. Интересно, что это за место такое?

— Коли вслед за Кафой на побережье, стало быть Сурожа, — блеснул неожиданным познанием боярин Адашев. — Иначе ее Сугдеей зовут. А меж купцов, слышал, и вовсе Судаком прозвали. Отчего, не знаю, сие Телепнев в письме своем Алексею отписал. А я случаем прочел.

— Судак, — кивнул Зверев. — Слышал я такое название.

— И что, княже?

— Ничто, — развел руками Андрей. — Слыхать слыхал, а вижу впервые. Саразман, Пахом, выгружайтесь. Пищали готовьте, броню надевайте, у кого есть. Теперь маскироваться ни к чему. Даниил Федорович, пошли со мной. Глянем, что за твердыня и с какого места ее ковырять.

Служилые люди двинулись по пыльной узкой дорожке, что вилась от порта наверх и шла вдоль стены. Зверев прикинул, что длина ее составляет никак не меньше километра. Это значило, что весь периметр насчитывал заметно больше двух, если не все три ка-мэ.

— Это же надо такое отгрохать! — покачал он головой. — Даже не верится, что люди на такое способны. Одними тачками, кирками и раствором на курином яйце.

— Вестимо, не без Божьего промысла, — сделал совершенно неожиданный вывод Адашев.

Дорога уперлась в ворота полукруглого бастиона, над которым, чуть дальше, возвышались надвратные башни, защищающие уже главные ворота города. Зверев остановился на безопасном расстоянии, прикрыл глаза ладонью от света, хмыкнул. Раз, другой, а потом уже откровенно захохотал.

— Ты чего, княже? — испугался боярин.