Её слова были встречены с полным согласием. Особенно это касалось молодых людей.
В нашем женском сообществе за такими вещами следили строго. Ни одну студентку не приняли бы в кандидатки, уже не говоря о приёме в сообщество, если она не отвечала определённым стандартам.
В институтском городке на наше сообщество кто-то смотрел с завистью, кто-то с презрением. Иногда его называли «домом безголовых красоток», иногда «гаремом» или «невольничьим рынком», что, как я предполагала, было намёком на продуманную продажу девушек, если можно так выразиться, лицу, предлагающему самую высокую цену. Кто-то из парней даже сравнил наше общежитие, в шутку, конечно, с «садом удовольствий». Впервые услышав такой эпитет, я не без оснований заключила, что вполне могла быть не единственной, кто успел познакомиться с определенными формами запрещенной литературы. Я, конечно, не стала расследовать данный вопрос, поскольку меня пугала сама мысль о том, чтобы встретить мужчину, знакомого с такими книгами, но выражение ему было явно знакомо, а его смысл известен. И, в то же самое время, меня мучил вопрос, каково бы это могло бы быть, находиться внутри стен такого места, ждать звонка, извещающего меня своими особыми, значимыми для меня нотами, что я немедленно должна спешить в комнату подготовки и приготовить себя к рабскому кольцу моего господина.
— Думаю, что она отлично выглядит в ошейнике, не так ли? — не унималась Нора. — И я даже думаю, что она ему принадлежит, не правда ли?
Я не могла снять его. Он был заперт на замок на моей шее.
Краем глаза я увидела миссис Роулинсон, стоявшую позади. Её лицо растянулось в довольной улыбке. Я вспомнила, что наказана, причём хорошо наказана.
Я и раньше подозревала, что вид женщины в ошейнике действует на мужчин возбуждающе. Но знали ли мужчины, задавалась я вопросом, что ношение ошейника оказывает подобный эффект и на его носительницу.
У меня не было никаких сомнений в том, что довести до оргазма покорную, отдающуюся, беспомощную рабыню можно было легко и непринуждённо.
А какой у неё был бы выбор?
Да ни какого!
Но знали ли мужчины, как нетерпеливо ищет рабыня объятий сильного господина? Можно предположить, что да. Конечно, им должны быть известны потребности и страсть рабыни. Насколько беспомощной становится женщина, как только в ней разгорятся рабские огни. Могут ли рабовладельцы не понимать беспокойство рабыни, её стоны, её косые взгляды, узел неволи в её волосах, преклонение колен перед ним, жалобное прижатие её губ к его ногам в надежде привлечь к себе его внимание?
Конечно, самые крепкие цепи на рабыне — это её природа и её потребности.
И внезапно передо мной ребром встал вопрос, каково бы это могло быть, повстречать мужчину, настолько зрелого и сильного, настолько властного и страстного, что он не удовлетворился бы ничем иным кроме как владеть мною абсолютно и полностью, ничем иным, кроме как видеть меня своей собственностью, ничем иным, кроме как иметь меня своей рабыней.
Каково было бы, оказаться у ног такого мужчины?
Но может ли существовать такой мужчина? И есть ли где-то такое место, такой мир, где живут такие мужчины?
Вопросы Норы были встречены с очевидным согласием.
Её хлыст привлёк моё внимание, а также и внимание гостей, к миске, поставленной передо мной.
В этой миске была налита вода.
— Лакай, — бросила мне Нора.
— Пожалуйста, нет, — попыталась протестовать я.
— Пожалуйста, нет, что? — спросила она.
— Пожалуйста, нет, Госпожа, — исправилась я.
— Лакай, — приказала Нора, подпустив суровости в голос.
Я опустила голову и, как была на четвереньках, не пользуясь руками, припала губами к воде. Я пила как рабыня. И как странно было для меня, свободной женщины, совершать такое действие в такой позе. Что за ощущения вспыхнули в моём теле! Странные ощущения, необъяснимые. Я не могла их постичь. Но, конечно, я была наказана. Мне нельзя было этого забывать. Это должно быть всем, что это было, всем, чем это могло быть. Но какие это были ощущения! Настолько ошеломительные, вызывающие слабость в конечностях, переполняющие всё моё естество! Не могло ли быть так, спрашивала я себя, что я была рабыней.
Я успела сделать только глоток или два, когда Нора пинком вышибла миску из-под моих губ. Миска скользнула по полу и опрокинулась.
— Неуклюжая рабыня! — обругала меня она.
И в следующий момент, внезапно, я почувствовала жгучий кожаный дождь, обрушившийся на мою спину. Я рухнула на живот, зашлась в крике, покатилась по полу, пытаясь уклониться от обжигающих ударов, которые раз за разом падали на меня. Наконец, я вскарабкалась на колени и, опустив голову к полу, прикрыла её руками. Нора нанесла ещё несколько ударов, наотмашь стегая по моим рукам, спине и икрам, после чего, возможно, утомившись, вернулась на своё место.
— Какая небрежная, неуклюжая рабыня, — презрительно бросила она.