Заговорщики Гора

Не буду в деталях описывать последовавшее далее обучение. К моему удивлению, заняло оно всего несколько дней, за которые я узнала кое-что о поцелуях и ласках, о том, как следует стоять на коленях, одевать и купать мужчин, завязывать их сандалии и так далее. Но больше всего внимания было уделено изучению гореанского и, что интересно, приобретению множества бытовых навыков, рабских, с точки зрения гореан, таких как приготовление пищи, шитьё, уборка, стирка и так далее. В намерения гореан, как я предположила, входило обеспечить рабыню-варварку достаточным знанием языка, чтобы вероятность её выживания стала более реальной. Впрочем, изучение гореанского оказалось делом для меня не столь уж трудным, как и, я полагаю, для многих других варварок. Не думаю, что в этом было что-либо удивительное или аномальное, поскольку женщины, по множеству причин, обладают довольно значительными лингвистическими способностями. А разве для кого-то секрет, что речь для женщин это искусство и радость? Безусловно, немалую роль в этом играли интенсивность обучения и погружение в языковую среду Гора. Вероятно, не менее важным был естественный способ преподавания. Я осваивала язык примерно так же, как изучает свой родной язык ребенок, вначале на основе зрительных образов и интуиции, затем метафор, потом корректируя, оттачивая навыки. Теперь-то я понимала, почему даже в истории Земли женщины повсюду, так же как и я сама, должны были стремиться как можно скорее изучить язык своих завоевателей и хозяев. Так что, нет ничего невероятного в том, что у женщин, которые оказывались быстрее и успешнее в изучении языка своих похитителей и поработителей, а также были самыми успешными в их ублажении и умиротворении, вероятность выжить и оставить потомство была наибольшей. Независимо от того, что в этих вопросах может быть правдой, а что гипотезой, освоение мною языка шло довольно быстро. Безусловно, мотивация у меня была чрезвычайно убедительная. Я хотела выжить. К тому же у меня не было ни малейшего желания время от времени получать нетерпеливый обжигающий удар стрекала, когда я неправильно использовала то или иное слово, путала похожие звуки, или меня обвиняли в некой грамматической ошибке. В целом изучать гореанский мне нравилось, чего не могу сказать, по крайней мере, первоначально, о занятиях по ведению домашнего хозяйства. Всё же я была представительницей того класса, в котором подобные дела принято перекладывать на женщин другого вида, простолюдинок, и такие умения, хотя и важные, были ниже моего достоинства. Разумеется, я ничего не знала о приготовлении пищи и тому подобных навыках. Такими вещами были обеспокоены слуги, которых мы нанимали из других, более низких слоёв общества. Я попыталась, как могла, объяснить это своим наставницам, которые сочли моё изумление забавным.

— Для слуг? — переспросила одна из них. — Но Ты ниже любого слуги. Ты в тысячу раз ниже слуги, потому что Ты — рабыня!

— Твой хозяин будет ожидать, — предупредила другая, — что Ты умеешь делать всё это, причём хорошо, и я не думаю, что для тебя было бы мудро разочаровывать его.

— Если твой господин не будет удовлетворён приготовленной тобою едой, — добавила третья, — можешь сразу готовиться к порке. Ты же рабыня, а не свободная спутница, с её достоинством и гордостью, которой можно быть настолько неуклюжей и некомпетентной, насколько ей захочется.

— Тебе понятно? — уточнила первая.

— Да, Госпожа, — вздохнула я.

— Вот и следи за тем, чтобы твои стежки были маленькими и аккуратными, — указала вторая, — а еда не подгорела.

— Да, Госпожа, — кивнула я, и затем уделила внимание тем задачам, к которым я до сего времени относилась как недостойным меня.

Теперь я носила ошейник работоргового дома, который сомкнули на моей шее ударом молота. Он был большим, высоким, тяжёлым и крайне неудобным. Я едва могла опустить подбородок. Этот железный монстр очень отличался от лёгких, красивых, удобных, но совершенно надёжных, обычных ошейников, которыми гореанские рабовладельцы обычно окружают шеи своих кейджер. Например, ошейников того вида, которые носили мои наставницы, из-за чего я им отчаянно завидовала. Возможно, цель таких тяжёлых неудобных ошейников в том и состоит, чтобы стимулировать их носительниц стремиться как можно скорее освоить все необходимые навыки и попасть на рынок.

Некогда белую ленту, испачканную до черноты, идентифицировавшую меня как «белый шёлк», срезали с моей шеи, перед тем, как моя голова и шея легли на наковальню, чтобы сомкнуть ошейник. Но едва ошейник занял своё законное место, как ленту меньшего размера, тоже белую, закрепили петлей и завязали узлом на стальной полосе. По крайней мере, эта была чистой.

— Это всего лишь реповая ткань, — сообщила мне одна из моих наставниц.

— Не шёлк, — добавила вторая.

— Она слишком обыкновенная, — прокомментировала третья.

— Вовсе нет, — возмутилась я. — Я красивая!

— Она такой станет, — заявила первая.