— Ровно столько, сколько нужно, чтобы получить то, что мы хотим. Мы никогда не займём принадлежащего нам места, если вздумаем месить тесто своими руками. Японские офицеры и унтер-офицеры составят костяк той многомиллионной китайской армии, которая одна только и сможет занять позиции по нашей границе с Советами.
Гопкинс рассмеялся и тотчас сделал болезненную гримасу:
— Милый Дуглас, вы что-то напутали: у нас нет ни одной мили общей границы с русскими!
— А будет десять тысяч! — теряя равновесие, крикнул Макарчер. — Вся китайско-советская граница, вся китайско-монгольская граница.
— Э, да вы, оказывается, самый отчаянный мечтатель, какого я видел! — насмешливо проговорил Гопкинс. — Не знал за вами такой черты.
— К сожалению, Гарри, вы мало меня знаете.
— Вы полагаете?
— А нам нужно понять друг друга. — Макарчер склонился к Гопкинсу, продолжавшему полулежать с закрытыми глазами, и насколько мог дружески проговорил: — Вдвоём мы могли бы доказать хозяину…
И, не договорив, стал ждать, что скажет Гопкинс. Но тот хранил молчание.
Макарчер внимательно вглядывался в подёргивающееся судорогой боли лицо Гопкинса. Можно было подумать, что генерал взвешивает: стоит ли говорить с этим полутрупом, который не сегодня-завтра уйдёт в лучший мир и перестанет быть вторым "я" президента?
Поезд остановился.
Макарчер прочёл название станции:
— Улиссвилль.
— Не подходите к окну, — поспешно сказал Гопкинс. — Вас могут увидеть журналисты.
— А-а, — протянул Макарчер. — Хозяин будет говорить?
— Положение с фермерами паршиво, а выборы на носу.
— Он опять выставит свою кандидатуру? — спросил Макарчер.
— Пока ни в коем случае!
— А как же с переизбранием?.. Нужно же, чтобы американцы знали, что могут голосовать и за него.
— Своевременно узнают. Может быть, в последний момент.
— Почему не теперь? Ведь остальные кандидаты уже объявлены.
— Формально выставить свою кандидатуру значило бы для ФДР превратиться из президента в кандидаты! Это только помешало бы его работе.
— Значит, в последний момент? — в сомнении спросил Макарчер.
— И безусловно будет избран, — уверенно ответил Гопкинс. — Никто не может предложить американцам ничего более реального.
— Чем обещания Рузвельта?
— Зависит от того, как обещать. И кроме того, никто не может обвинить нас в том, что если бы не сопротивление дураков, мы успели бы многое выполнить… из того, что обещали.
— Посоветуйте хозяину на этот раз поднажать на морскую программу.
— Об этом его просить не приходится.
— Морские дрожжи все ещё бродят?
— Он попрежнему держит под подушкой Мехена.
— Избиратель не может не понимать, что строительство хорошей серии больших кораблей — хлеб для сотен тысяч безработных.
— Но, увы, и налогоплательщик понимает, что этот хлеб будет куплен за его счёт, — со вздохом сказал Гопкинс. — А кроме того, средний американец знает, что судостроительные компании нахапают в сто раз больше, чем достанется тем, кто будет своими руками строить корабли. Народ умнеет не по дням, а по часам. Тут вам не Филиппины, Мак.
— Не воображайте, что у нас там одни идиоты. Квесону приходится довольно туго.
— И если бы не ваши штыки?..
Макарчер ответил неопределённым пожатием плеч.
Гопкинс спросил:
— А как у вас работает Айк?
Казалось, вопрос удивил Макарчера. После некоторого молчания он, в свою очередь, спросил:
— Вы имеете в виду Эйзенхаммера?
— Да.
Собеседники не могли пожаловаться на простодушие, но в этот момент оба они мысленно бранили себя. Гопкинс был недоволен тем, что у него вырвался этот вопрос, совершенно некстати выдавший генералу его, Гопкинса, интерес к подполковнику Эйзенхаммеру — военному советнику филиппинского «фельдмаршала». Макарчер же досадовал на себя: только сейчас ему пришло в голову то, о чём он должен был давно догадываться: ведь Дуайт Эйзенхаммер, которого он сам сделал на Филиппинах из капитана полковником, был человеком президента, посланным в Манилу для того, чтобы Рузвельт мог знать каждый шаг его, Макарчера.
Это внезапное открытие неприятно поразило генерала Эйзенхаммер был в курсе многих его дел. Не мог ли он разнюхать кое-что и о «тайне Исии»? Если так, то значит тайна вовсе уже и не тайна для ФДР. Какие выводы нужно из этого сделать?.. Сказать или не сказать?..
Макарчер решил прощупать Гопкинса.
— Может быть… — начал было он, но вдруг умолк, прислушавшись к происходящему на платформе Улиссвилля.
Чем дальше он слушал, тем озабоченней становилось выражение его лица. Глубокая морщина прорезала его лоб сверху донизу.
— Что за чертовщина! — сердито проворчал он, сделав было движение к окну. Но Гопкинс испуганно удержал его.
— Не лезьте на передний план!
— Вы только послушайте! — с возмущением воскликнул Макарчер, жестом предлагая Гопкинсу соблюдать тишину.
7
С платформы, где происходил митинг фермеров перед президентским вагоном, до Макарчера отчётливо доносились чьи-то слова:
— …Мы, люди американского захолустья, чрезвычайно тронуты, мистер президент, тем, что вы заглянули сюда. Вы рассказали нам о сыне нашего народа — генерале Улиссе Гранте. Многие из стоящих здесь ничего о нем не знали…
Рузвельт благодушно перебил оратора: