Заговорщики (книга 1)

— Геринг, ваш день настал! Великий день! — крикнул он. — Германская история определила вам начать осуществление плана «Морской лев». Вы первый покажете этим проклятым английским тупицам, что их острова — вовсе и не острова. Вы превратите их паршивый Лондон в пыль, вы собьёте, наконец, спесь с этих несносных золотых мешков из Сити! Вы… вы…

Задыхаясь от восторга, он напрасно пытался подобрать подходящие к случаю слова. Все казалось ему недостаточно сильным. А по мере того как он говорил, Геринг все больше багровел, весь раздувался от важности и самодовольства. Для него это был исторический момент: он поставит на колени Англию!

Геринг вскинул толстую руку с оттопыренным мизинцем, на котором темнел огромный сапфир, и выкрикнул то, что думал:

— Мой фюрер, я поставлю Англию на колени в вашу честь! Я заставлю англичан прославлять вас, стоя по щиколотку в крови! Можете считать, мой фюрер, что Англии больше нет, она не существует!

Вероятно, он ещё долго выкрикивал бы эти угрозы и похвальбы, если бы между ним и Гитлером, как медленно плывущее привидение, не появилась долговязая фигура Гесса. Не глядя на Геринга, даже повернувшись к нему спиной, он спокойно и тихо проговорил:

— Мой фюрер, вы, очевидно, забыли об утреннем сообщении Абеца.

Эти слова подействовали на Гитлера, как удар дубины на разъярившегося быка. В первый момент он было совсем обмяк, даже испуганно посмотрел на Гесса. И голос его звучал далеко не так свирепо, как прежде, когда он ответил:

— Я… помню… Я все помню, Гесс. Англия никогда не была для меня самоцелью.

Однако в следующий миг он уже снова был прежним Гитлером: широкий шаг, театральные жесты, громкий хриплый голос. Отвернувшись от Геринга, он быстрыми шагами вернулся к группе генералов, к которым присоединились спустившиеся из вагона Кейтель, Браухич и Редер с толпою штабных и адъютантов.

При приближении Гитлера все смолкли. Он резко остановился и, задыхаясь от возбуждения, проговорил:

— Господа!.. Сегодня мы переступили порог история!.. Будущее Германии на тысячелетие вперёд определилось в эту минуту. Я определил его!.. Кейтель!

— Мой фюрер!

— План, который я приказал вам начать разрабатывать, будет называться планом «Барбаросса»…

— Мой фюрер, — послышался тут возбуждённый возглас Геринга, — мы условились называть его планом «Морской лев»!

Гитлер повёл в его сторону налившимися кровью глазами:

— Молчите, Геринг, когда говорю я!.. План «Морской лев» — ваше дело. Это дело второстепенной, третьестепенной важности. Я поручаю вам его целиком: Англия должна быть потрясена, но главное не там…

— Англия будет поставлена… — начал было Геринг, но Гитлер, выходя из себя, захрипел:

— Англия! Англия!.. План «Барбаросса» — вот о чём будет теперь думать каждый немец! План «Барбаросса» — вот где судьба Германии!.. Кейтель!

— Мой фюрер!

— Ускорить разработку плана!

— Да, мой фюрер!

— Шпеер!

— Мой фюрер!

— Забудьте о том, что есть что-нибудь, кроме плана «Барбаросса».

— Да, мой фюрер.

— План «Барбаросса» — вот где моя судьба!

В воцарившемся молчании послышался голос Гесса:

— Хайль Гитлер!

Он крикнул это так неожиданно и громко, что стоявший подле него Гаусс отшатнулся. В его мозгу пронеслась испуганная мысль: «Барбаросса»!.. Мы знаем, где мы начали, но один бог ведает, где кончим!"

В тот же день подробный отчёт о том, что произошло в Компьенском лесу, был отослан Кроне — Мак-Кронином — по двум каналам. Один канал принёс этот отчёт Фостеру Долласу и через него Ванденгейму, другой — адмиралу Леги.

Выслушав сообщение, Ванденгейм сказал своему адвокату:

— Деньги, вложенные в этого Гитлера, не пропадут.

— Да, чертовски важный момент, — глубокомысленно согласился Доллас. — Я бы даже сказал, исторический момент!

— Но смешна эта любовь к средневековой пышности. Почему «Барбаросса»?

— Пусть хоть «Генрих Птицелов». Наплевать на обложку, лишь бы нам подходило содержание.

— Поезжайте к Леги. Он должен это знать, — приказал Ванденгейм. И крикнул вслед Долласу: — И пришлите сюда стенографа! Я продиктую поздравительную телеграмму Герингу. Мой гиппопотамчик заслужил похвалы!

Когда Доллас приехал в Вашингтон к Леги, оказалось, что адмирал уже знает все. Адвокату очень хотелось откровенно поговорить с адъютантом президента, но его стесняло присутствие сидевшего тут же Фрумэна. Однако Леги, повидимому, считал сенатора вполне своим человеком и был при нем совершенно откровенен. На вопрос Долласа, намерен ли Леги доложить об известии президенту, адмирал, подумав, ответил:

— Старик может испортить все дело: начнутся разговоры о локализации конфликта, об отвратительном лике фашизма и прочее. Пусть все идёт своим чередом. Когда придут официальные сведения — другое дело. Тут хозяину откроется полная возможность проявить свою любовь к человечеству. Но тогда уже будет поздно останавливать машину. Надеюсь, что Геринг не станет терять время на размышления и поддаст жару англичанам.

— Да, этот тянуть не станет, — с уверенностью констатировал Доллас.