Заговоры и покушения

Много лет назад, а именно в 1927 году, двадцатилетняя счетчица Госстраха Зоенька Федорова обожала три вещи: фильдеперсовые чулочки, крохотные шляпки и… фокстрот. Танцевать она могла, как никто: красиво, зажигательно и, в самом прямом смысле слова, до упаду. Не думайте, что она не любила чарльстон или шимми — любила, но не так. И ничего странного в этом нет! Чарльстон танцуют, в лучшем случае, взявшись за руки, а то и вовсе на расстоянии, о шимми и говорить нечего. А вот фокстрот… О, фокстрот! Это такой эротически-соблаз-нительный, такой быстрый и непредсказуемый танец, тут Можно так импровизировать, что все подруги лопнут от зависти, а кто-нибудь из парней восхищенно всплеснет руками и совершенно искренне скажет: «Ну прямо артистка. Прямо Мери Пикфорд!» Фокстрот-то и довел Зою Федорову до беды: ее арестовали.

Арестовали Зою в три часа ночи. При обыске ничего компрометирующего не нашли: какие-то шпильки, зеркальца, пудреницы… Ничего не дала и анкета арестованной, заполненная в тюрьме. Семья самая что ни на есть простая: отец — токарь по металлу, мать — фасовщица, шестнадцатилетний брат вообще безработный. Связи, знакомства, контакты — тоже ни одной зацепки. А обвинение между тем предъявлено более чем серьезное: подозрение в шпионаже. И вот первый допрос. Можно представить состояние двадцатилетней девушки, когда конвоир вызвал ее из камеры и по длинным коридорам повел в кабинет следователя. Страха Зоя натерпелась немалого, но вела себя собранно. Вот ее показания по существу дела:

— В 1926–1927 годах я посещала вечера у человека по фамилии Кебрен, где танцевала фокстрот. У него я познакомилась с военнослужащим Прове Кириллом Федоровичем. Он играл там на рояле. Кирилл был у меня дома один раз, минут десять, не больше. О чем говорили, не помню, но, во всяком случае, не о деле. Никаких сведений он у меня не просил, и я ему их никогда не давала. О своих знакомых иностранцах он тоже никогда ничего не говорил. У Кебрен при мне иностранцев не было, и у меня знакомых иностранцев нет.

При чем тут фокстрот, пианист, иностранцы, которых она не знала? Казалось бы, после таких пустопорожних показаний перед девушкой надо извиниться и отпустить домой, но не тут-то было: по данным ОГПУ, Прове работал на английскую разведку.

И все же, поразмышляв, следователь А. Е. Вун-штейн решает использовать Зою в качестве живца и принимает довольно хитрое постановление: «Рассмотрев дело № 47268 по обвинению Федоровой 3. А. в шпионаже и принимая во внимание, что инкриминируемое ей обвинение не доказано и последняя пребыванием на свободе не помешает дальнейшему ходу следствия, постановил: меру пресечения в отношении арестованной Федоровой 3. А. изменить, освободив ее из-под стражи под подписку о невыезде из г. Москвы».

Здесь же — четвертушка серой бумаги, на которой рукой Зои написано: «Я, нижеподписавшаяся гр. Федорова, даю настоящую подписку начальнику Внутренней тюрьмы ОГПУ в том, что по освобождении из вышеуказанной тюрьмы обязуюсь не выезжать из города Москвы».

Прошло девятнадцать лет… Никому не ведомая счетчица Госстраха Зоя Федорова теперь одна из самых популярных актрис советского кино. Она снялась в фильмах «Музыкальная история», «Шахтеры», «Фронтовые подруги», «Великий гражданин», «Свадьба», была награждена орденом Трудового Красного Знамени, стала дважды лауреатом Сталинской премии. Все шло прекрасно… Но после 1940 года отношение к ней резко изменилось: сниматься не приглашали, а если и приглашали, то предлагали такие крохотные роли, браться за которые Зоя Алексеевна считала ниже своего достоинства. И объясняла это тем, что ее бывший муж, кинооператор Рапопорт·, используя свои связи, делал все возможное и невозможное, чтобы погубить ее как актрису.

Она вынуждена была пробавляться концертами, выступая в самых разных уголках Союза, а во время войны — поездками на фронт. После войны стало еще хуже. Федорова в отчаянии пишет Сталину, Берии, напоминает о себе и просит помочь. Сталин не ответил, а Берия ответил, но так по-бериевски, что лучше бы промолчал.

Как известно, этот человек никогда ничего не забывал и никому ничего не прощал. А обидеться на Зою Федорову ему было за что: он помог ей, вытащил из тюрьмы отца, арестованного в 1938 по обвинению в шпионаже в пользу Германии, а она этого не оценила. Позже Зоя Алексеевна скажет, что до января 1941 неоднократно встречалась с Берией, благодарила его за помощь, но ему этого было мало, и он откровенно ее домогался, а в 1940 дважды пытался изнасиловать.

Новый министр государственной безопасности Абакумов, конечно же, знал о своеобразных отношениях своего шефа с артисткой и наверняка советовался с ним, прежде чем подписать этот страшный документ, сломавший жизнь Зое Федоровой, — постановление на арест от 27 декабря 1946 года.

«Я, пом. нач. отделения капитан Раскатов, рассмотрев материалы в отношении преступной деятельности Федоровой Зои Алексеевны, нашел: