Заговоры, как вид русской народной поэзии

Одно мировоззрение народа сменяется другим, но, в силу указанной уже живучести, осколки прежнего мировоззрения не умирают, а продолжают жить, амальгамируясь с новым. Таким образом новые народные произведения не возникают в строгом смысле слова, а складываются из давно существовавшего материала. Вследствие этого положительно невозможно разграничить произведения одной эпохи от другой: всякое из них представляет наслоение. Амальгамированные произведения народа вообще весьма трудно поддаются анализу. Так как народные произведения не создаются, а складываются, то в них, как и в музыкальных произведениях, встречаются постоянно одни и те же мотивы, т. е. стереотипные приемы, варьирующиеся весьма незначительно. Анализ народных произведений должен, кажется, состоять прежде всего в выделении таких мотивов; это древнейшая и существеннейшая часть народных произведений. Выделение такое, разумеется, возможно только тогда, когда материал работы, составляют народные произведения вообще (и то нескольких родственных народов), а не один какой-нибудь род их. Для уяснения, что такое общие мотивы народных произведений, я приведу один из них:

“…сбасалися, сцепалися две высоты вместо;
стикася, сростася тело с телом,
кость с остью,
жила с жилою…”
(Загов. Майкова от руды № 163).
”Maso k masu,
kost k kosti,
krev k krevi,
voda k vode”.

(Заг. Эрбена. Czas. Mus. Kral. Czesk., 1860, XXXIV R., S. 1, стр. 57).

”Bone to bone,
sinew to sinew,
blood to blood,
flesh to flesh…” 13

(Англ. заг. в статье Kuhn’a “Germanische u. Indische Segenspruche”. Zeirschr. f"ur vergl. Sprachfor. B. XIII, H. I. В той же статье есть заговоры немецкие, в которых повторяется тот же мотив).

40 II

Первое, что в настоящей работе должно бы быть объяснено из особенностей первобытного мышления, есть сам заговор, возможность его возникновения и существования.

Заговор есть выраженное словами пожелание, соединенное с известным обрядом или без него, пожелание, которое должно непременно исполниться.

Я употребляю слово “пожелание”, а не “молитва”, потому что последнее предполагает божество, к которому обращается заговаривающий, а такого божества, как увидим, во многих заговорах вовсе не оказывается – обстоятельство немаловажное.

В явлении заговора необходимо различать две стороны: 1) веру в возможность навязать свою волю божеству, человеку или известным предметам и обстоятельствам и 2) веру в слово человеческое, как самое мощное средство навязать кому-нибудь или чему-нибудь свою волю.

Что эти два интеллектуальные верования необходимо причастны человеческому уму на известной ступени его развития – доказывает их присутствие у разных, совершенно чуждых друг другу народов. Факты достаточно известны и слишком многочисленны, чтобы их приводить. Религия в известной фазе своего развития даже характеризуется верой в возможность навязать свою волю божеству. Фаза эта – фетишизм¹⁴. К эпохе фетишизма и следует отнести появление заговора.

Что могло внушить человеку веру в возможность навязать свою волю чему-нибудь постороннему – трудно решить. Трудно даже поставить сколько-нибудь удовлетворительную гипотезу. Кажется, что источник этой веры следует видеть во взгляде первобытного человека на причину. Представление о причине первобытной ум отвлекает от явлений, в которых она, так сказать, проявляется самым ярким образом, т. е. от явления, возникновения новых особей от особей им подобных – рождений животных от родителей и растений от семян растений. Для него причина есть причина порождающая, causa efficiens,¹⁵ как выражались перинатетики и схоластики. С другой стороны, для него достаточно весьма частое следование друг за другом двух явлений, чтобы признать первое из них причиной второго. От такого убеждения только один шаг к вере, что, произведя произвольно причину, мы можем произвести следствие. Так, напр. человек замечает, что вслед за появлением жаворонков наступает теплое время года; он приходит к заключению, что жаворонки

41