Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 33

Месяц, три месяца, полгода – она, слава Богу, жила, ей было то хуже, то лучше. И я стала ее уговаривать переехать к нам в Омск, но она плакала и умоляла меня, чтобы я ей дала умереть на своей земле и схоронила бы ее рядом с отцом и родными. Все реже и реже звонил мне мой любимый муж. Уже не он, а я ему звонила. Чувствую, что-то происходит – сдержанный стал какой-то. Говорит скупо и коротко. Ласковых слов не произносит, а на мой вопрос: „Ты по мне скучаешь?“, ответил однажды: „С глаз долой – из сердца вон!“ Сперва я решила, что он это от обиды за то, что я так долго отсутствую, за то, что бросила его одного. Говорю ему: „Давай поговорим!“ А он: „Я устал, хочу спать, до свидания“.

Спросить не у кого, дочь жила отдельно с мужем, сын был в армии. Попереживав, позвонила своей соседке, думаю, узнаю, как он там, все же женщина, поймет мою тревогу и расскажет, что и как. Тем более что ее квартира рядом с нашей была, и она часто ко мне приходила. Набрала я ее номер и еще не успела сказать „здравствуйте“, как услышала голос моего мужа: „Валюша, ну где ты так долго ходишь, я уже борщ сварил, не ем, тебя жду!“ Он, видно, думал, что это моя соседка Валя звонила, а это я, его жена. От ужаса я не сказала ему ни слова, но сердце мое как холодная змея обвила и давит. Села я и плачу, мама моя говорит: „Что-нибудь с детьми?“ А я ей, поганая грешница, в ответ: „Пока я у тебя живу, муж мой другую нашел!“ От этих моих слов с мамой случился сердечный приступ, и ночью она умерла.

Я позвонила детям и позвонила домой мужу, сообщив, что мамы больше нет. Муж сказал, что на похороны не приедет, и положил трубку, а дети прилетели. После похорон мы прилетели домой. Мужа дома не оказалось. Прождав его до часу ночи (я его не предупреждала о приезде), я позвонила в дверь к соседке. Когда она открыла дверь, я увидела в комнате своего мужа и позвала его домой. Он оделся, обулся и пошел за мной. Дома он сел в свое кресло и сидел, не желая со мной разговаривать. Весь его напряженный вид и выражение его лица говорили: „Я не хочу ни о чем с тобой говорить!“