Из письма:
«Пишет Вам бабушка одной дивчины. Живем мы с ней в Украине, но Ваши книги у меня есть. Воспитываю я свою внучку одна, так как у нее нет родителей, они погибли в автокатастрофе, когда Олесеньке было всего девять лет. Внучку свою я люблю больше жизни, и не только потому, что она как две капли воды похожа на свою мать, мою дочь. Она во всем для меня отрада и утеха. Всему я ее научила – и шить, и вязать, и хорошо готовить. В горнице у нас всегда чистота, я ведь понимаю, что по старости года мои сочтены, а ей придется жить, и все, чему я ее научила, ей пригодится в жизни. Научить-то я ее хозяйским делам научила, да вот не научила я ее быть осторожнее, хитрее и не доверять никому. Росла она в моей любви и, видно, думала, что и все так будут к ней относиться. А жизнь-то она другая.
Познакомилась моя Олесечка с одним парнем, пристал он к ней как банный лист. Куда она, туда и он, от себя ее не отпускает. Я ей: „Смотри, осторожнее!“ А она: „Баба, он очень хороший!“ Вижу я его настырность и понимаю его намерения, девка-то она у меня красивая, как ясная заря. Решилась я с ним объясниться и говорю ему: „Она сирота, смотри, не обижай. Ей еще рано с парнями гулять, учиться нужно, получать образование“. А он в ответ: „Я, бабушка, вашу внучку люблю и сам ее не обижу, и другим ее в обиду не дам. Вы вот с ней вдвоем, и обе беззащитные, а я буду вам и защитой, и опорой!“ После этих слов страх за внучку прошел, успокоилась я, глупая, и даже в душе была рада. Думаю, вот и ладно, парень вроде серьезный, неплохой и внучку любит. А тот старается – то дров нарубит, то воды принесет, то картошку поможет посадить. Я и расслабилась. И вдруг приметила я, моя внучка сама не своя стала. Похудела, подурнела и все о чем-то думает. Я ее спрашиваю: „Вы что, с Митей поругались? Он уже сколько дней не ходит“. Она в слезы, на грудь мне упала и рыдает. Слово за слово, и выяснилось, что она беременная, а он как узнал, так и пропал! Я ее ругать, как, мол, посмела да загса в постель? А она: „Он клялся мне, что меня не бросит, даже твою иконочку целовал, да все равно бросил“. Собралась я и пошла к его матери, а та говорит: „Он в город уехал жить, а в том, что случилось, она сама виновата. Сучка не захочет, так кобель не вскочит!“ И это про нее, про мою славную, доверчивую девочку. Разве она виновата, что доверилась его клятвам, он же как коршун вокруг нее кружил, пока не получил свое. Богом прошу, дайте мне молитву, которая бы образумила его или уж наказала. Плачу днями и ночами, а она стала ровно каменная!»