Заградотряд. «Велика Россия – а отступать некуда!»

От выпитого, а может, оттого, что пошел дождь, Петрову стало лучше. В бою так не крутило, подумал он. Его угнетало то, что реальность происходившего на войне оказалась совершенно иной. То, что он успел увидеть и пережить, не то что не походило на прежние представления, а представляло собой полную противоположность всему тому, что он ожидал здесь увидеть и о чем втайне мечтал. Конечно, он мечтал и о подвиге. И до некоторой поры чувствовал в себе силы совершить этот подвиг. Но теперь он старался об этом не думать. Время от времени мокрой ладонью проводил по лбу и растирал шею и ключицы. На мгновение становилось легче. Ноги держали тверже. Самогонка все же подействовала так, как обещал Колышкин. И пошли они быстрее.

– Ну что, ротному будем докладывать? А? О том, как мы от них в овраге… – И младший сержант Колышкин освобожденно засмеялся. – А контузия твоя скоро пройдет. Главное, чтобы припадки не били. Нет припадков?

– Нет.

– Вот это главное. Тогда и еще глоток можно. Потому как не всем больным это лекарство полагается. Пей, пей, Калуга, ни один фершал тебе такое снадобье не пропишет. Еще вспоминать будешь Ваню Колышкина!

– А тебя Иваном зовут?

– Ну да!

– Я не знал.

– Не знал и не знал. А теперь знаешь. Значит, время пришло такое – знать друг друга по имени.

– А меня – Олегом. – И Петров сунул в темноту руку.

Ладонь младшего сержанта Ивана Колышкина оказалась теплой. Все ему нипочем, подумал о своем случайном напарнике Петров. Такие и в окопах веселые, как на свадьбе. Знают, что ль, наперед, что их не убьют? Вот и сержант Плотников такой же. Таким и везет, и всегда они в героях. И медаль Колышкин, конечно же, получит.

Впереди послышался стук лопат и приглушенные голоса. А вскоре привыкшие к темноте глаза различили темную вереницу окопов, поднимающихся на отлогий косогор поля. И тут же их окликнул часовой.

Глава одиннадцатая

Мотовилов знал, что не позже рассвета немцы пойдут по большаку снова. Но до этого разведгруппами прощупают их оборону, обследуют ширину и глубину ее на возможность обойти и сбросить с дороги фланговым ударом. Ведь наверняка местность, которую они сейчас перегородили своими хлипкими порядками, уже разведана ими. И появление Мотовилова со своей ротой здесь, на большаке перед железнодорожным разъездом, для них, не ожидавших здесь никого, большая новость.

Не дождавшись никаких новых приказов и вестей из тыла, он разослал свои разведгруппы. После полуночи они начали возвращаться. Ротный распекал сержанта Плотникова, когда Колышкин и Петров разыскали его, чтобы доложить о благополучном возвращении.

– В районе Воронцовки и севернее, фронтом на северо-восток, заняла оборону усиленная рота Семнадцатой стрелковой дивизии, – докладывал Плотников.

– И чем же они усилены? – спросил Мотовилов.

– Батарея полковушек, товарищ старший лейтенант. Только вот со снарядами у них негусто.

– Почему ж они на полустанок не пошлют за снарядами? Ты сказал им, что на железной дороге полно снарядов?

– Сказал.

– А ну-ка, покажи на карте, где они окапываются.

Какое-то время ротный и разведчик копошились под плащ-палаткой. Приглушенный свет карманного фонарика выбивался из-под полога, по которому, срываясь с деревьев, стучали тяжелые дождевые капли. Свой наблюдательно-командный пункт Мотовилов приказал оборудовать на опушке леса. Бойцы уже отрыли яму для землянки и неподалеку, в овраге, валили и очищали березы для накатника.

Когда Колышкин доложил о том, что только что имели столкновение с немецкой разведгруппой, Мотовилов вернул Плотникова и сказал ему:

– Вот, слушай. Они зашли уже в наше расположение. Ходят, в гриву-душу, как по своему двору.

– Сплошной линии обороны нет, вот и зашли.

– У них тоже сплошной линии нет, почему ж вы не зашли, не выяснили, что у них там? Танки? Бронетехника? Обозы? И что в обозах? Пойдут они дальше или нет. Или мы имели дело с саперами? Или все же с разведкой? И что за разведка? Пехота? Танкисты? Артиллеристы?

Плотников молчал.

– Ни хера ты не разузнал. Разведка, в гриву-душу…

Под палаткой сразу стало душно.

– Ладно, – хрустнул набухшей от дождя одеждой Мотовилов. – Если и слева от нас кто-нибудь окапывается, то положение наше не такое уж и безнадежное. А ты, бронебой, точно знаешь, что это были немцы? Может, своих кого гранатами закидали? Окруженцев или разведку?

– Немцы, – уверенно ответил Колышкин. – Точно говорю. По-немецки голготали. Да вон, боец Петров подтвердит. Калуга, иди сюда! – позвал Петрова бронебойщик.

– Так точно, немцы, – разлепил спекшиеся от усталости губы Петров. Трофейную винтовку он на всякий случай закинул за спину, чтобы ротный не углядел ее. – Говорили что-то о железной дороге и о станции. Я не понял, что именно. Далеко было.