Заградотряд времени

Мы начали собираться: проверили ножи, взяли немецкие автоматы. Попрыгали, чтобы проверить, не бренчит ли что-нибудь в карманах и подсумках. Старшине оставили документы, у кого были — награды и, закинув оружие за спину, вышли в траншею на передовой.

Нас встретил командир роты. С Кравцовым они явно были хорошо знакомы — похлопали друг друга по плечам, обменялись приветствиями.

— Кравцов, лучшего сапера даю, он проход сделает и — сразу назад.

— Только на обратном пути нас не подстрелите — бойцов предупреди. А если нас на нейтралке обнаружат, прикрой из пулемета.

— Ну, ни пуха ни пера.

— К черту!

Сапер оказался якутом или казахом — кто их в темноте разберет: глаза узкие, лицо смуглое, скуластое. Он бесшумно юркнул через бруствер, мы — за ним.

Огляделись. Впереди — ночная темень и тишина. В нашем окопчике мелькнул огонек: ясно — провожают нас взглядами бойцы лейтенанта, самокрутку кто-то закурил в кулачок — волнуются за нас.

Первые метров сто мы ползли быстро, а потом замерли на месте. Сапер осторожно щупом стал проверять землю. Мы медленно, цепочкой, один за другим продвигались за сапером. Проход был узким, отклонишься в сторону — можешь на мину нарваться.

Впереди раздался глухой выстрел, вверх полетела осветительная ракета. Все уткнулись носами в землю. Черт, как ярко и долго горит!

У меня по спине тек холодный пот. Было ощущение, что сейчас взгляды немецких наблюдателей обязательно наткнутся на меня, а потом — пулеметная очередь — и все, кранты. Однако ракета погасла, и мы поползли дальше.

Сапер ножницами перекусил колючую проволоку и отогнул ее концы в разные стороны.

— Ну, все, прощевайте, ребята, — прошептал он. — Удачи вам!

Группа поползла вперед, в проделанный проход, а сапер — к нашим позициям. Я ему по-хорошему позавидовал — он выполнил задачу и возвращался к своим.

Мы подобрались к немецким траншеям и замерли. За изгибом траншеи слышался разговор двух немцев — пулеметчиков или часовых.

Мы тихо перемахнули через траншею и поползли дальше. Здесь брать кого-то смысла нет: на первой линии передовой офицеры только младшие, да и то в блиндажах и, как правило, в окружении своих солдат.

Нам же надо было забраться поглубже в тыл.

Метров через сто или двести — ползком тяжело верно определить расстояние — мы перемахнули вторую линию траншеи. И — дальше, в глубину немецкой обороны. Потом уже встали, и перебежками — в немецкий тыл.

Мы подобрались к небольшому селу и залегли метрах в пятидесяти от ближайшего дома. Осматривались, оценивали обстановку. То, что в селе немцы — это точно: на улицах стояли машины и прохаживался часовой.

Лейтенант всмотрелся в светящийся фосфором циферблат часов.

— В двенадцать смена караула должна быть у них — у немцев с этим четко. Подождем еще с полчаса.

Время тянулось медленно.

Я толкнул Кравцова в плечо и шепнул на ухо:

— Смотри, в центре машина с рацией.

— С чего взял?

— Видишь, шесты по бокам бортов у крытой машины?

Кравцов долго всматривался в машины:

— Ну, вижу.

— Это антенны разборные, смекаешь?

— Офицер у рации должен быть?

— Точно.

— То, что нам и надо. Хлопцы, будем брать связиста. Только как его взять? С обеих сторон в избах — германцы.

Лейтенант задумался:

— Вот что. Кацуба, остаешься здесь, если неудача — прикроешь огнем. Остальные — за мной, попробуем с задов зайти, с огородов.

Мы обошли село и стали подбираться к облюбованной избе сзади. Собак опасаться не приходилось, немцы их отстреливали сразу.

Подобрались поближе ко двору, залегли. Во дворе избы на веревке болтался немецкий солдатский мундир.

Кравцов толкнул меня в бок, кивнув на мундир:

— Надевай, он только на тебя и налезет.

Конечно, в танкисты гренадеров богатырского роста не берут, а мундирчик был размера скромного.

Оглядываясь, я подобрался к веревке, перехватил левой рукой автомат, сорвал с веревки мундир и натянул его на себя. Мокрый, противный, чужим духом пахнет.

— Зайди в дом, притворись пьяным. И никакой стрельбы, только ножом. А уж мы — за тобой.

Деваться некуда. Я зажал нож в руке обратным хватом, чтобы не блеснул раньше времени, поднялся по ступенькам и толкнул дверь. Темнотища. Нащупал слева дверную ручку, потянул. Дверь скрипнула и отворилась.

Я шагнул в комнату, забормотал:

— Ганс… — И дальше — невнятная тарабарщина на якобы немецком.

С кровати вскочил одетый — только без сапог — солдат и что-то спросил. Я сделал шаг навстречу, покачнулся — ну словно пьяный. Солдат протянул вперед руки, чтобы удержать меня, и я резким ударом всадил нож ему в сердце. Солдат охнул и стал оседать. Едва успев подхватить, я уложил его на койку.

В углу кто-то шевельнулся, поднял голову. Сердце бешено колотится — ситуация нехорошая, и наших нет. Надо решаться! Я броском рванулся к кровати и ударил немца кулаком по голове. Гитлеровец обмяк.

И тут в комнату разом ворвались Кравцов с Семеновым:

— Что у тебя?

— Одного завалил, второй — в отключке.

Лейтенант кивнул, быстро обшарил избу, наткнулся на планшет немца и удовлетворенно хмыкнул.

— Семенов, глянь: немец дышит?

Разведчик подошел к немцу, наклонился, прислушался:

— Дышит.