Заградотряд времени

Все-таки неблагодарное это дело — оценивать, как кто воевал, по количеству уничтоженных врагов. На войне каждый тянул свою лямку. Летчик бомбардировщика за один вылет мог убить десятки, а то и сотни врагов, но так и не увидеть близко ни одного живого немца. Артиллерист немцев видел в прицел, потери от его огня тоже были велики, но меньше, чем у пилота бомбардировщика. Пехотинец в траншее за всю войну мог убить только несколько врагов, но на нем держался передний край. Впереди враг, а за ним — страна. И по его позициям штабисты рисовали на картах красные линии переднего края, фронта. А некоторые бойцы за войну и не выстрелили ни разу, ни одного врага не убили. Например, шофер полуторки или ездовой на лошади, подвозившие снаряды к батарее. Но от этого их ратный труд, вклад в победу был не менее важен. Это потом — уже после войны — будет обидным. Вернется такой боец домой в деревню — и что? Любой соседский пацан подступится и начнет выспрашивать: «Дядя Вася, а сколько ты немцев убил? А почему у тебя наград нет?»

Ладно, отвлекся я.

Моя охота не осталась без ответа со стороны немцев. Они не заставили себя долго ждать. Прошлись по нашим позициям из пулеметов да швырнули несколько мин. Но вяловато как-то. Видно, мой прицельный огонь сочли за случайную стрельбу. Тем лучше для меня и опаснее для них.

Дождавшись темноты, явился я во взвод. Разведчики оставили мне полный котелок каши с мясом и хлеб. Я очень оголодал за день — накинулся и умял все буквально за три минуты. Немного отдохнул, переваривая пищу, и — вновь отправился на передовую.

Немцы, похоже, пока снайперского огня не опасались, вот и решил я их обозлить, чтобы их снайпер именно на нашем участке объявился.

Я загнал патрон в ствол, улегся на холмике и стал в прицел наблюдать. Впереди, рядом с дзотом, немецкий огонек сверкнул. Видимо, солдаты сигарету прикуривали. Я прицелился и выстрелил. Огонек сразу и погас. Попал я или нет, ночью не разберешь.

На фронте уж потом привычка появилась — от спички или зажигалки только двое прикурить могли. Если же третий от этого огонька попытается прикурить, снайпер успевал прицелиться и выстрелить. А поначалу потери в войсках несли. Мелочь, казалось бы, но только на фронте о таких мелочах и узнаешь. Здесь всякое знание кровью добывается.

После выстрела в сторону дзота я пришел во взвод со спокойной душой. Винтовку вычистил, смазал и — сразу спать. Караул предупредил, чтобы разбудили, если сам вовремя не проснусь. Спать хотелось, а для сна оставалось чуть больше четырех часов.

Растолкали меня утром, прошептали на ухо: «Время, вставай, сержант».

Ох, как не хотелось подниматься, но — надо.

Я умылся холодной водой, и сон сразу прошел. Положил в рот кусок сахара: сладкое обостряет зрение — по крайней мере, солдаты так говорят. И — в полк, на передовую.

Окопчик на этот раз я занял другой. Нельзя дважды из одного и того же места стрелять, засекут. Немцы свое дело знают четко. Забросают потом минами, и ноги унести не успеешь.

Начало светать. Встающее из-за горизонта солнце бросало на землю первые косые лучи. Самое время для наблюдения. Воздух свеж и прозрачен, ветра нет — это для снайпера очень важно.

Я осматривал нейтральную полосу — особенно внимательно ту ее часть, что была ближе к немцам, сами вражеские позиции и ближний тыл. На какой-то миг показалось, что увидел блик, причем в кроне одного из деревьев. Если бы блик возник на земле, то это мог быть отблеск перископа артиллерийского наблюдателя или бинокля полевого офицера. Но в кроне?

Я взялся за винтовку. Сначала осмотрел позиции без оптики, потом приник к прицелу. Конечно, оптика приближает и позволяет разглядеть то, чего не увидишь невооруженным взглядом, но она и поле зрения сильно сужает — исчезает широта обзора. Если бы я сразу начал осмотр местности с оптики, запросто мог проворонить кратковременный блеск. Поторопился немец снять чехольчики с оптики, вот и выдал себя.

Я не сводил прицел с дерева. Вроде и сама крона, и ее конфигурация не изменилась. Но очень на то похоже — где-то там, под защитой веток и листвы, укрывается враг, коварный и меткий.

Я периодически отводил взгляд от прицела, иначе взгляд «замыливался».

Точно, немец там! И выдали его птицы. С началом боевых действий зверье и птицы покинули обжитые места. Но только не сороки. К людям они привычны. Вот и сейчас одна перелетала с ветки на ветку и крутилась недалеко от дерева, где засел снайпер. Должно быть, она еще и верещала, но было далеко и потому не слышно.

Как угадать теперь, где именно, на какой высоте снайпер сидит? Просто стрелять по дереву бессмысленно и опасно. И промахнусь, и себя выдам. Немец опытен, на большие дистанции стреляет точно, и на повторный выстрел может мне шансов и не дать.

Я выжидал. Должен же он как-то себя проявить.

Становилось жарко, спину щекотали струйки пота, тело затекло. Хотелось повернуться, сменить позу, но я лежал, терпел и продолжал наблюдать.

И терпение мое было вознаграждено. Чуть — едва заметно — шевельнулась ветка на дереве. Наверное, мешала наблюдать, и немец ее немного отодвинул.