В ее голосе проскользнуло нечто, не имеющее отношения к пению за окном: дон Хосе Мария вовсе даже не фальшивил. Уж чем — чем, а сладким голосом его Господь не обделил. Хоть и недодал так нужных настоящему идальго, а тем более морскому капитану, храбрости и безрассудства. По крайней мере, сам Тоньо в этот романтический вечер не стал петь серенад, а просто залез на балкон к донье, не обращая внимания на слова протеста, но повинуясь азартному блеску сливовых глаз.
О чем ни секунды не пожалел.
— Вы правы, моя роза. Я не позволю больше оскорблять ваш слух фальшью.
Поцеловав донье руку, Тоньо вскочил с постели и, не надев даже сорочки, подошел к прикрытому лишь тонкой кисеей окну. Сладкоголосый капитан, почти отчаявшись добиться хоть улыбки, хоть взгляда, уже в третий раз призывал прекрасное виденье…
— Ну раз вы так просите, мой капитан, — тяжело вздохнув и подмигнув через плечо хихикнувшей донье, Тоньо отдернул занавеску и явил капитану долгожданное видение.
Тот поперхнулся и дал петуха. Удивительно, как его удар не хватил — хотя капитан и был к тому близок, судя по выпученным глазам и хрипло — придушенному голосу.
— Вы?..
— О, так эта серенада была не мне? Какая досада, право слово, а я-то надеялся на ваши чувства, дон Хосе…
— Каналья. — Капитан опомнился, отступил на шаг. — Вы опорочили донью Каталину, мерзавец!
— О нет, дон Родригес. Всего лишь спас от невыносимой скуки. Кстати, вы сфальшивили во втором катрене.
Про второй катрен Тоньо говорил уже в спину позорно отступающего соперника. Впрочем, не соперника вовсе, скорее жертвы несчастливой фортуны и собственных амбиций. Ну скажите на милость, как могла бы донья Каталина польститься на этакую заурядность?
Все время отпуска Тоньо провел с доньей Каталиной. Официально — как знакомый ее супруга по университету в Саламанке. Конечно, это было некоторым преувеличением: Тоньо поступил туда, когда дон Кортес уже закончил университет и вовсю завоевывал Новый Свет, но такие мелочи никого не волнуют.
С капитаном Родригесом Тоньо почти не встречался, разве что на парочке званых вечеров, затеянных в его честь — и то лишь потому, что не мог отказать донье Каталине сопровождать ее. Донья желала блеснуть уж если не супругом, то хоть поклонником. На этих приемах оба делали вид, что едва знакомы — что никого не удивляло.
Должно быть, думали благородные доны, весьма неловко иметь в подчинении столь высокородное лицо, как дон Альварес де Толедо-и-Бомонт. Проблемы субординации. А дон Хосе Мария Родригес вызывал в них некое даже уважение тем, что не пытался навязаться в друзья собственному лейтенанту, несмотря на все выгоды подобного знакомства.
Пожалуй, нежелание лебезить перед ним было единственным, что уважал в капитане и сам Тоньо. Все же отец Кристобаль был прав, выбирая ему учителя.
Тоньо думал так ровно до тех пор, пока капитан Хосе Мария Родригес не закончил свои дела в Барселоне, и «Санта Маргарита» не снялась с якоря. И только в открытом море понял, что даже его преосвященство способен недооценить человеческую глупость. Или ненависть.
Глава 13*, в которой один благородный дон торжествует, а другой видит сны
На следующее утро после выхода из Барселоны капитан Хосе впервые за всю флотскую службу Тоньо прислал со стюардом приглашение на обед в свою каюту. От этого приглашения за милю несло подвохом, но не пойти было нельзя. Да и смысл? Если капитан Хосе опять решил отравлять ему жизнь, пусть лучше делает это за хорошим обедом, а не на глазах у матросов.
Обед в самом деле был прекрасен, а вино — выше всяких похвал. Тоньо кушал паэлью и хамон с большим удовольствием, решив, что не доставит капитану Родригесу радости своим недоумением или же плохим аппетитом. Застольная беседа, правда, была не так хороша. Честно говоря, это и беседой-то было нельзя назвать, так, перекидыванием вежливо — пустыми фразами о погоде и моде. Эта пустая вежливость совершенно не вязалась с веселым злорадством, которое капитан Родригес и не думал скрывать. А вот та история, что капитан рассказал за вторым бокалом сладкого красного, уже была где-то ближе к цели этой странной недружественной беседы.
История была проста, печальна и предсказуема. Разумеется, о любви, разумеется, о несчастной. И в ней — о, кто бы мог подумать, да? — фигурировала донна Каталина Хуарес Маркайда. И прекрасная донна, как и следовало ожидать, предпочла всего лишь лейтенанту почти уже аделантадо Кортеса, что лишь подтверждало ум и превосходный вкус донны. Еще в истории был благородный и честолюбивый идальго, доблестной службой отечеству заслуживший почет и богатство, и готовый сложить все это к ногам обожаемой дамы. Вот прямо на позапрошлой неделе и готовый.
Рассказывая эту печальную историю, дон Родригес так людоедски поглядывал на Тоньо, словно это он лично выдал донну Каталину за дона Кортеса. Ну или, самое малое, опорочил в ее глазах дона Родригеса и отнял у него последнюю надежду на ее любовь.