Загробная жизнь дона Антонио

Моряки с «Розы Кардиффа» и «Ульфдалира» сообщали его сиятельству графу де ла Вега, что питают к нему самое глубокое и неподдельное уважение и посему считают своим долгом отдать ему капитана Моргана, посмевшего разгневать сиятельного дона. Но так как каналья Морган сопротивлялся и не желал принести сиятельному дону извинения, новый капитан «Розы Кардиффа», избранный честным голосованием команды за благоразумие, выкинул его за борт как образчик глупости и дерзости и теперь покорнейше просит сиятельного дона не гневаться, а отпустить «Розу Кардиффа» и «Ульфдалир» с миром. В этом случае капитан и команда клянутся до скончания века уважать, почитать и молиться за сиятельного дона, никогда не нападать на корабли под флагом Альба и вообще готовы служить сиятельному дону и Испании верой и правдой за скромное вознаграждение. Особенно если сиятельный дон будет так любезен донести до сведения Ее Величества королевы Испанской всемерное раскаяние и пылкое желание искупить свои грехи верной службой.

А в качестве залога своих благих намерений капитан передает сиятельному дону юную благородную даму, совершенно случайно подобранную в море после крушения английского корабля – к даме прилагаются двое слуг, одно платье и одна шкатулка с украшениями, – и скромный дар в размере одиннадцати стоунов золота в монетах и слитках, тоже подобранных в море совершенно случайно и не иначе как ниспосланных Господом, дабы честные моряки могли выразить сиятельному дону всю глубину своего почтения и благоговения.

Также капитан обещает совершенно безвозмездно, исключительно из уважения к сиятельному дону и Ее Величеству Изабелле Кастильской сопроводить поврежденный бурей «Росарио» мимо опасных, кишащих наглыми флибустьерами берегов Тортуги и Эспаньолы прямо к берегам благословенной Испании и надеется, что сей жест доброй воли будет по достоинству оценен как залог долгой и верной службы.

Подписан был этот шедевр дипломатической эпистолярии Торвальдом Харальдсоном, законным правопреемником сэра Генри Моргана.

Дочитав, Тоньо несколько мгновений рассматривал Марину, восхищаясь ее смелостью и, пожалуй, наглостью. А еще – формой извинений. Выкинуть за борт Генри Моргана как образчик дерзости и глупости было очень смело. И трудно. Наверняка не проще, чем ему держать в повиновении безумного колдуна, дорвавшегося до могущества.

А она ждала. Смотрела на него из-под ресниц и ждала, что он ответит. Хоть она и отдала свой корабль какому-то северянину – не иначе тому косматому гиганту, что бежал вместе с ней по крышам Малаги, – это по-прежнему был ее корабль и ее люди.

– Дон Карлос, велите принести перо и бумагу в мою каюту. Я напишу ответ капитану Харальдсону.

– Пушки не понадобятся? – осведомился дон Карлос с совершенно невозмутимым видом. Не будь Тоньо знаком с ним три с лишним года, ни за что бы не догадался, что дон Карлос над ним немножечко смеется. Самую малость.

– Не понадобятся. Господа моряки полны уважения и смирения, а мы – великодушия.

Все трое бывших пиратов облегченно выдохнули, и даже черный котище у ног Марины отвел настороженные желтые глаза и сел умываться. А Марина подняла на него взгляд, едва заметно улыбнулась.

– Вы так добры, дон Антонио.

– Надеюсь, мне не придется об этом пожалеть, донна Морвенна.

– Не придется. – В ее голосе на мгновение прорезалась знакомая оружейная сталь.

Тоньо глянул на дона Карлоса – тот был невозмутим, как африканский сфинкс, и так же непоколебимо надежен.

– Распорядитесь насчет завтрака для меня и прекрасной донны. В мою каюту. – И улыбнулся Марине, предложил ей руку: – Позвольте проводить вас, прекрасная донна.

Она позволила. Тоньо, не коту. Тот проводил ее в каюту сам, без лишних политесов, тут же запрыгнул в любимое кресло Тоньо и расположился там спать.

А Марина положила руку Тоньо на грудь, заглянула в глаза – и, приподнявшись на носочки, поцеловала его в губы, легко и вопросительно. Тоньо ответил – горячо и уверенно, несмотря на то что хотел сначала сказать кое-что и кое о чем спросить. Но кто он такой, чтобы отказывать самой прекрасной на свете донне в поцелуе? Тем более когда донна смотрит на него сияющими глазами и ее кожа под платьем такая горячая… вот только что-то колет ладонь…

Тоньо оторвался от ее губ, глянул вниз – это ж не клинок, это… феникс? Брошь, приколотая к платью под кружевами?..

Она взяла его с собой. «Господи, спасибо Тебе…»

– Тоньо, ты больше не злишься на меня? – тихо спросила она.

Он покачал головой, погладил ее по щеке и снова поцеловал. Все слова куда-то делись, а остались только жажда, головокружение, глаза цвета моря и фата Моргана, укравшая его душу. Она была тут, настоящая, живая, и она была его.

Все прочее было неважно и могло катиться к чертям.

Он чуть было не отправил туда стюарда, принесшего завтрак, бумагу и перо с чернилами, но был слишком занят – воевал с крючками и застежками ее платья и заодно с внезапно ожившим фениксом: тот не желал слезать с Марины, курлыкал и ревниво клевал пальцы Тоньо, пытавшегося его стряхнуть.

А Марина засмеялась, спряталась за Тоньо и шепнула: