Загробная жизнь дона Антонио

Марина лишь покачала головой: такая приверженность заблуждениям достойна уважения. Но не прощения.

— И третье. Вы держали в темнице целителей, а ведь всем известно: прорицатели и целители неприкосновенны в Торвайне! Древний народ покарал бы за это смертью! И я не присвою себе их право — решать вашу судьбу.

Марина помолчала два удара сердца, оглядывая толпу поверх головы сэра Валентина и отгоняя прочь сомнения: то, что они молчат и не поддерживают свою госпожу, ничего не значит. Они просто перепуганы и еще не поняли, что она вернулась лишь для того, чтобы заботиться о них. Так, как завещал их любимый герцог Джеффри.

Отец бы не сомневался ни секунды, прежде чем огласить справедливый приговор. Она тоже не будет сомневаться.

Марина повысила голос, обращаясь к толпе поверх головы приговоренного:

— Пусть море решит, жить ему или умереть! Протащить его под килем! — и опустила взгляд на сэра Валентина. — Если выживете, значит, древний народ простил вас. Тогда, клянусь душой, я отпущу вас, и никто из моих людей не причинит вам зла! — Марина вскинула руку. — Смолли! Вайн! Сопроводите сэра…

Ее прервал властный, звучный голос отца Клода:

— Стойте! — Сутана взметнулась вороньими крыльями, отец Клод растолкал толпу и загородил сэра Валентина собой. Поднял распятие…

Марина едва удержалась, чтобы не вздрогнуть. Слишком свеж в памяти был этот голос, слишком она привыкла, слыша его, сбегать и прятаться.

Но не сейчас. Той девочки, что боялась костра и проклятий, больше нет.

Она нарочито спокойно перевела взгляд на отца Клода. Мельком подумалось: «Родиться бы вам на несколько веков раньше! Стать рыцарем Храма, биться с сарацинами и зваться Амрой за безумную отвагу. Вот тогда бы вы прославились в веках. Но вы выбрали не того врага, отец Клод».

— Отойди! — велела ему Марина.

Ах, какая ненависть полыхнула в этих глазах! Где же ваше смирение, святой отец?

— Ты не посмеешь погубить душу герцога! — «Дьявольское отродье» на этот раз не прозвучало вслух, но слышалось так же ясно, как всегда. Смирению отец Клод так и не научился. — Ты должна позволить мне исповедовать…

— Нет. Ты поздно вспомнил о долге. Мне ты не дал последнего утешения!

Смолли с Вайном, очухавшись, схватили отца Клода за руки и потянули назад; еще несколько матросов начали приготовления к казни — потянули веревки через рею. Валлийцы и англичане на них не смотрели, все взгляды были прикованы к Марине и отцу Клоду.

— Господь покарает вас, безбожники! — Голос священника зазвенел праведным негодованием.

«Проклятый фанатик! Ты никогда так не заступался за меня! Почему эта жаба угоднее Господу, чем невинная девочка?! Да провались ты!..»

— Не слишком ли много ты на себя берешь, указывая Господу, кого карать? — Голос Марины тоже звенел, но от ненависти и обиды.

Отец Клод, как всегда, пропустил ее вопрос мимо ушей.

— Справедливости! — заорал он, перекрикивая шум волн. — Именем Господа нашего требую — дай мне исполнить мой долг перед герцогом!..

— Исполняй! — рявкнула Марина и, воспользовавшись мгновением его замешательства, приказала: — Под киль обоих! Пусть святой отец проводит своего герцога в ад самолично!

На миг повисло мертвое молчание: ни отец Клод, ни слуги герцога, ни даже команда «Розы Кардиффа» не могли вот так поверить, что Марина приказала казнить священника. Она и сама не совсем верила. Даже совсем не верила, и все это казалось уже не триумфальным возвращением домой и торжеством справедливости, а кошмарным сном. Может быть, она сейчас проснется?..

Но вместо того чтобы проснуться, она рявкнула на матросов:

— Что встали? К делу!

— Ты не посмеешь… — неверяще прошептал священник. Но стоило Вайну и Смолли накинуть на него канат и потащить к рее, поверил и заорал: — Ты — чудовище! Будь ты проклята! Тебе не обрести покоя и прощения! Только кровь и ненависть! Навсегда, для всех — чудовище! Проклина…

Вопль священника оборвал Нед. Простой валлийской зуботычиной. Но его подхватила рыжая девица в побрякушках.

— Чудовищем быть тебе до тех пор, пока не станешь супругой феникса! Да будет свидетелем море! — прокричала она, сорвала с шеи какую-то побрякушку и с размаху кинула за борт.

По толпе прокатился вздох, и за спиной Марины кто-то сдавленно ахнул.

«Кажется, ведьма вмешалась вовремя, так что проклятие можно будет снять, — отстраненно подумала Марина. — Вот только сон становится слишком кошмарным. Казнь священника, проклятие, ведьма… все это на самом деле? Со мной?! Господи, дай же мне проснуться!»

Проснуться снова не получилось.

Марина рывком повернулась — словно не сама, словно ее кто-то дернул за веревочку. Толпа испуганно подалась назад, кроме рыжей ведьмы, прямо встретившей ее взгляд. И… леди Элейн!

— Ты… — начала леди, делая полшага вперед и уже не глядя, как ее супруга и ее духовника привязывают к веревке, протянутой под килем.