Загробная жизнь

Мы не от мира сего. Это, однако же, не значит, что мы должны чуждаться тех людей, с которыми нас сводит действительная жизнь  и мечтать о других существах, которые более подходили бы к нашему идеалу. Да, мы должны быть как можно дальше от всего худого и в нас, и в других, наш долг – бороться с этим неустанно. Верующий в «то» царство – входит в самое внутреннейшее общение с окружающими его людьми, хотя часто и неведомо для них.  Не помимо их он ищет того неба, к которому призван, а в них же и через них же. Он идет к тому миру через деятельное общение с ближними, будь он в сфере мысли, дела или невидимой молитвы и любви.. То, что может казаться уединением христианина, только видимость; он ближе к своим ближним, чем сами ближние между собою и к самим себе. Он сквозь них же, в их собственной глубине, видит просветленный чудный мир того царства всякой красоты, жизни и гармонии, который всегда обнимает их, но в который они никак войти не могут, неудержимо скользя по блестящей поверхности этого мира… Наш рассудок склонен протестовать против подвигов, предпринимаемых нашими подвижниками, как например, уединение, столпничество, пост, частая и долгая молитва.  Приведем очень характерный образчик такого протеста, сказавшийся в отзыве одного русского публициста о преп. Серафиме Саровском.  Как известно, преп. Серафим предался столпничеству в конце 18го  столетия, в эпоху крупных революционных движений на Западе, и публицист по этому случаю бросает подвижнику такой укор: «Дух Божий и дух тьмы столкнулись, как два урагана в крутящемся смерче революции, и рушились царства, гибли народы, а он, Серафим, стоял тысячу дней и ночей на камне в безмолвной молитве. Люди боролись с людьми за будущность мира, а он боролся с бесами за одного себя»…

Конечно, если оценивать людей со стороны их способности к борьбе за формальное право, стремящееся установить в мире внешнюю правду, в которой до нашего времени многие видят единственное лекарство от всех зол, то преп. Серафим, как такой общественный деятель (с точки зрения «многих»), был явлением отрицательным; но не следует судить о такой огромной и просветленной силе, как этот праведник Божий, лишь по этой мерке, ибо у него были свои основания искать других средств к врачеванию людей и для этого он стремился прежде всего постигнуть внутреннюю духовную жизнь человека, найти правду внутреннюю во внутренней совести, стремился для этого очистить себя от низменных страстей, а потом помогать людям в этом же направлении. И результаты жизни преп. Серафима, как мы знаем, оправдали его подвиги: преп. Серафим сделал в свое время (и по наше время делает и будет делать) много, о, как много, для страждущего человечества, неизмеримо больше, чем те, которые думают борьбою на баррикадах устанавливать внешнюю правду. Тысячи страждущих душою и телом приходили к старцу за помощью, помощью не призрачной, а действительной, врачующей людей; приходили измученные жизнью, протекшей для многих из них в бесплодной борьбе в среде того самого формального права, в котором малый разум человеческий только и видит свое спасение от всех зол. Всякому св. подвижник давал мир Христов и все, кто имел с Преподобным общение, ощущали его великую любовь и ее благодатную силу.

Одиночество подвижника – только путь к высшему единению.

Подвижники уходили в пустыню, леса, порывали связь с людьми и всецело отдавались подвигам нравственного совершенствования, но разобщение с миром продолжалось только до тех пор, пока они не чувствовали того, что могут быть полезны людям; почувствовав же это, они с энтузиазмом и настойчивостью отдавались делу духовно-нравственного руководства людьми, искавшими спасения. В этом смысле наши подвижники были общественными деятелями в самом высоком и благородном значении этого слова: отдавшись стремлению к идеалу нравственного совершенства, они шли твердо и неуклонно к этой цели, и лучи этого подвига освещали не их одних, но всех, кто соприкасался с ними.