Загробные миры

Мы покинули больницу тайком. Один из администраторов провел нас по цокольному этажу к служебному выходу. Скрипучая металлическая дверь выходила прямо на стоянку для машин сотрудников. К счастью, в отличие от главного входа, здесь нас не караулил ни один репортер.

Меня уже успели показать в новостях. Лиззи Скоуфилд – единственная уцелевшая девочка, которая чудом осталась жива. Пожалуй, моя история выглядела жизнеутверждающе, поскольку была единственным светлым пятном во всем ужасе, но мне не нравилось чувствовать себя символом надежды. Швы на лбу чесались, громкие звуки заставляли меня подпрыгивать, и три дня подряд мне приходилось носить одни и те же носки.

Окружающие твердили, как мне повезло. Но разве не бо́льшей удачей было бы выбрать другой рейс?

Я не прочла ни единой газеты, а медсестры, по доброте душевной, закрывали дверь всякий раз, когда рядом с моей палатой вещали радио и ТВ. Однако в мой мозг просочились заголовки и анонсы новостей. Меня словно преследовали бесконечные истории о погибших пассажирах, обо всех этих людях, которые были для меня чужаками, просто повстречавшимися в зале ожидания. Неожиданно подробности их жизней – куда они летели, были ли у них дети, их внезапно прерванные планы – стали сенсацией. А Трэвис Бринкман – парень, давший отпор террористу, стал героем благодаря записи с камеры наблюдения…

Мир жаждал знать о мертвецах все, но я пока не была готова даже слышать их имена.

Между прочим, сами террористы оставались главной загадкой. Они были связаны с неким культом в Скалистых горах, но лидеры секты отнекивались от всяческого знакомства с ними или ответственности за их действия. Стрелков поубивали в бою, не сохранилось ни манифестов, ни зацепок – ничего.

Разве цель терроризма заключалась не в том, чтобы послать что-то вроде послания, «черной метки»?

Похоже, они просто любили смерть.

* * *

Мы ехали всю вторую половину дня, питались в машине, останавливались только для того, чтобы воспользоваться бензоколонками и туалетами. Проскочили Эйбилин, Мидленд и Одессу, а потом города исчезли, сменившись побуревшей от зимы глушью с низкорослыми деревцами. На горизонте в мареве дрожали нефтяные буровые вышки, а вдоль дороги кружились песчаные вихри, унося с собой дорожный мусор. Автомагистраль прорезалась сквозь проделанный динамитом проход в выходах серой скальной породы. Ясное голубое небо над нашими головами становилось необъятней с каждой минутой.

Мы молчали, и я думала о Ямарадже – о его глазах, манере двигаться, голосе, утверждавшем, что я в безопасности. Мельчайшие подробности отпечатались в памяти, в то время как события в аэропорту превратились в уродливое расплывчатое пятно. Единственное, что в ту ночь оказалось для меня реальным, было именно тем, чему никто никогда не поверит.

Когда мама и я разговаривали, наши диалоги напоминали зыбкий, иссушенный солнцем пейзаж. Она спрашивала о новой квартире отца, о Рэйчел и о модных ресторанах, где мы побывали. Интересовалась занятиями в школе и даже произнесла небольшую речь о том, как бы мне не скатиться по баллам в последнем семестре.

Я видела, что мама стремится помочь, болтая о пустяках, но ее попытки сделать вид, что ничего ни произошло, уже сводили меня с ума. Она как будто заставляла меня усомниться в собственных воспоминаниях, пытаясь убедить, будто нападение террористов мне привиделось. А когда ее взгляд натыкался на мой зашитый лоб или на шрамик-слезинку, появившийся на щеке от слезоточивого газа, на ее лице появлялось растерянное выражение.

Но ни одно из событий той ночи не было плодом моего воображения. Я действительно уходила в иной мир. Ямараджа был реален. Я до сих пор чувствовала вкус его поцелуя, и когда прикасалась рукой к своим губам, ощущала там его тепло. Вдобавок Ямараджа, можно сказать, бросил мне вызов, а уж это – отличный способ заставить меня сделать что угодно.

Но мать продолжала говорить ни о чем. Крепко сжимая руль, она увозила меня все дальше от Далласа. Тем не менее она приблизилась к опасной теме, когда сообщила, что мой багаж прибудет в Сан-Диего следом за нами.

– Они утверждают, что доставят его через несколько дней.

Ни слова о том, кто такие «они». ФБР? Авиалиния? Мать говорила совершенно непринужденным тоном: дескать, моя сумка временно потерялась, и конечно, она не находится в груде улик, собранных для самого крупного расследования в области национальной безопасности за десятилетие. Так, банальный пустячок…

– Не важно, – ответила я. – У меня дома полно одежды.

– Точно. Куда лучше потерять багаж по дороге домой, чем когда уезжаешь!

Странная премия после пережитого нападения террористов.

– Мне ничего не нужно, кроме нового телефона, – буркнула я.

– Ладно, возможно, мы где-нибудь остановимся и купим его. – Мама подалась вперед, всматриваясь в группу мелькавших за окном дорожных знаков, как будто один из них мог вывести ее к магазину «Apple» прямо из пустыни Западного Техаса.