Заяц над бездной (сборник)

Бордей – это такой погреб, присутствующий в каждом дворе в этой местности и занимающий большое, а в отдельные времена года центральное место в жизни и системе ценностей местного народа. Именно виноделие, связанное с ним и трепетно передаваемое из поколения в поколение, полное отсутствие воли, а также высокоразвитый музыкальный фольклор делают здешний народ одним из самых веселых на планете. Бордей используется для хранения, хотя правдивее было бы сказать, для охлаждения вина и сопутствующих продуктов – то есть закуски. Внутрь бордея ведет крутая каменная лестница, инженерно решенная таким образом, что схождение происходит моментально, а восхождение – завтра. Вино в бордее хранится в бочках, еда – в бочках. Объемы позволяют спокойно предаться беседе, не унижаясь суетой. Посуда – глиняная. Кувшины и кружки. Потолки низкие. Здесь холодно. Но если спуститься в бордей из июльского полдня – это кайф. Здесь очень чисто. Из достижений цивилизации в бордее – только голая лампочка на шнуре, включаемая из нашей квартиры. Я с детства знал, что, если дед втыкает красную вилку в розетку – свет в бордее, – значит, будут гости. Бордей – явление коллективное, хотя и не всегда. Если не нашлись собутыльники, то, в конце концов, целеустремленному человеку достаточно кружки и рта. На коллективность тем не менее указывают маленькие деревянные скамейки. На них сидят, пьют и закусывают. Вообще бордей – это целая вселенная и даже больше. В детстве, когда я спускался сюда, я был наповал заинтригован увиденным и дал себе слово, что, когда вырасту, отдам все силы этому делу. Теперь я вырос.

Славик ориентировался в бордее как на ринге – знал здесь каждый уголок. Умиленно, как на старых друзей, смотрел он на ряды пустых уже – или пустых еще, ведь сегодня праздник урожая – высоких кувшинов, оплетенных виноградной лозой. Похлопал, как по плечу, все четыре бочки Моши Бордея. Высокие синюшные бочки, пахнущие всем, чем пахнет бордей – холодом и вином. Бочки – это главное винохранилище Моши Бордея. В каждой бочке – тысяча литров. Всего – четыре тонны вина. Славик смотрел на бочки по-особому – с большим уважением, пониманием их ценности и вместе с тем по-свойски – так служитель Алмазного фонда смотрит на бриллиант, не имеющий равных в мире, который он, служитель, вот так вот запросто, каждый день протирает тряпицей.

Я присел на скамейку, пока Славик общался с тридцатилитровым бутылем. Посуда – это еще одна особенность бордея. Такой посуды сейчас, конечно, не делают. Мош Бордей, как алхимик, собирал всю жизнь эти высокие пузатые бутыли на самый разный и всегда нестандартный по сегодняшним меркам литраж – пятнадцать литров, восемнадцать литров, тридцать литров. Бутыли зеленоватого, желтоватого, коричневатого стекла. В горлышки вставлены старые деревянные пробки. Именно из таких бутылей сливалось вино в емкости меньшего объема – банки, кувшины, сердца.

Славик налил полкувшина вина.

– Дед сказал – целую банку можно, – широко сказал я.

– Куда торопиться? Банка не убежит, – усмехнулся Славик и посмотрел на меня.

Мне показалось, что его все еще одолевают сомнения – трусливые, но притворяющиеся моральными.

– Зачем тебе бухать? – подтвердил мою догадку Славик. – Думаешь, лучше будет?

– А что, не будет? – спросил я бодро.

– Да как те сказать, – вздохнул Славик, упиваясь своим превосходством. – По-всякому бывает.

Мы наливаем в глиняные кружки.

– Ну че, – говорит Славик. – Давай, побазарим.

Славик стукает мою кружку своей и делает первый глоток.

* * *

Когда мы со Славиком вышли из погреба, во дворе было совсем пусто.

Соседи разошлись – все, кроме Вахта. Он сидел за столом и был ангельски пьян.

Я был тоже пьян, и сильно. У меня кружилась голова, слегка подташнивало, но в целом было хорошо. Я присел на скамейку Моши Бордея. Славик куда-то исчез.

У меня в глазах сливались, размывались, плыли яркие цветные пятна лампочек в винограднике.

Потом я встал и пошел. Откуда-то сзади послышался голос Славика. Он кричал:

– Вова-ан! Будь же ты мужиком!

Мне было наплевать на то, что кричит Славик. И вообще, на все. Кроме Раи. Быть пьяным мне нравилось. Все как будто стало красивей и проще.

Я пошел прямо к дому, в котором жил Гена. Окна были довольно высоко, заглянуть в них снизу было невозможно. Света в окнах не было.

Я подошел к входной двери в квартиру Гены. Она была распахнута настежь. Так всегда делают ночью в этой местности – жарко. В проеме двери чуть колебалась от сквозняка тонкая сетчатая занавесь. Осторожно – хоть и пьян был, а страшно все равно – я нырнул внутрь квартиры. Оказался в коридоре. Сделал еще несколько шагов и вдруг услышал стук. Из кухни вылетела Рая.

Я поспешно нырнул за вешалку – в коридоре стояла древняя рогатая вешалка. Тут же раздался голос Гены – он гнался за Раей.

– Стой! – кричал Гена.

Были звуки короткой, довольно отчаянной потасовки.

Я выглянул из-за вешалки. По молодости и пьянке я не понимал, что происходит, и уже собирался защищать Раю, если придется.

Но защищать Раю не пришлось – Гена прижал ее лицом к стене. Рая захохотала и выгнулась.