Заяц с янтарными глазами

Франц Иосиф прожил восемьдесят шесть лет. Он правил с 1848 года. В холодный по-зимнему день по Вене проходит многочисленный похоронный кортеж. Вдоль улиц выстроились солдаты. Катафалк везут восемь лошадей в черных плюмажах. По обеим сторонам шествуют престарелые эрцгерцоги, неся коробки с медалями, и шагают представители всех полков императорской гвардии. За гробом идет молодежь: новый император Карл и его жена Зита в вуали до самой земли, между ними — их четырехлетний сын Отто в белом костюме с черным кушаком. Отпевание происходит в соборе в присутствии правителей Болгарии, Баварии, Саксонии и Вюртемберга, а также пятидесяти эрцгерцогов и герцогинь и сорока других принцев и принцесс. Кортеж направляется к церкви капуцинов на Нойе-Маркт, недалеко от Хофбурга, к месту назначения — Kaisergruft, императорскому склепу. Там разыгрывается сцена: гвардейцы трижды стучат в ворота и дважды получают отказ, а затем кортеж впускают, и Франца Иосифа хоронят между его женой Елизаветой и их давно погибшим старшим сыном, самоубийцей Рудольфом.

Детей ведут в Meissel & Schadn на углу Кернтнерштрассе (где они когда-то лакомились тортом), чтобы понаблюдать за кортежем из окон второго этажа. На улице очень холодно.

Виктор вспоминал карнавальное шествие, устроенное Макартом, все эти шляпы с перьями: с тех пор прошло тридцать семь лет. А его отец получил дворянское звание сорок шесть лет назад. Прошла жизнь целого поколения с тех пор, как Франц Иосиф велел построить Рингштрассе, Вотивкирхе, Парламент, Оперу, Ратушу и Бургтеатр.

А дети думали обо всех других шествиях с участием императора, о том, как много раз они видели его в карете в Вене или в Бад-Ишле. Они вспоминали, как однажды он ехал вместе со своей любовницей, госпожой Шратт, и как она помахала им: это было чуть заметное движение правой руки, обтянутой перчаткой. Они вспоминали семейную шутку, которая обычно повторялась после визитов хмурой тетки Анны фон Хертенрайд, «ведьмы». Избавившись наконец от нее и ее расспросов, нужно было повторить, опередив всех остальных, старое присловие кайзера: «Это было очень мило, я получил большое удовольствие» (Es war sehr schön, es hat mich sehr gefreut).

В начале декабря в гардеробной происходит важное совещание. Элизабет впервые разрешают самой выбрать фасон будущего платья. Разумеется, ей уже шили раньше множество платьев, но сейчас ей впервые позволяется решать самой, что носить. Этого момента давно уже ждали Эмми, Гизела и Игги (они любят наряжаться), а также Анна, которая следит за одеждой. В гардеробной, на туалетном столике, лежит альбом с образцами тканей, и Элизабет, пролистав его, придумывает такое платье, у которого лиф будет сшит из ткани с узором в виде паутины.

Игги шокирован. Спустя семьдесят лет, в Токио, он рассказывал, что, когда сестра описала, чего ей хочется, в комнате воцарилась гробовая тишина: «Оказалось, у нее нет ни капельки вкуса».

17 января 1917 года выходит указ, гласящий, что отныне списки с именами осужденных спекулянтов будут печататься в газетах и развешиваться на досках объявлений в городских округах. Звучали настойчивые требования вернуть государственные бумаги. Для спекулянтов существует много названий, но все чаще звучат: барышник, ростовщик, Ostjude, галициец, еврей.

В марте император Карл учреждает новый школьный выходной — 21 ноября, день памяти Франца Иосифа и годовщина его собственного восшествия на престол.

В апреле Эмми посещает Шенбрунн: там устраивается прием для женского комитета, который занят организацией чего-то, связанного с вдовами солдат, которые сложили головы за империю. Я не вполне понимаю, что именно там происходило. Но от этого события осталась великолепная фотография: в государственном бальном зале собралась сотня женщин в лучших своих нарядах — целое море шляпок среди зеркал и под лепниной в стиле рококо.

В мае в Вене проходит выставка: 180 тысяч игрушечных солдатиков. Все лето настрой у горожан heldenhaft — героический. Весь год в газетах остаются пробелы на месте сообщений или комментариев, вымаранных цензорами.

Коридор, разделяющий гардеробную Эмми — комнату с нэцке — и гардеробную Виктора, похоже, становится все длиннее. Иногда Эмми не появляется за столом в час дня, и горничная уносит ее прибор, а все делают вид, будто ничего не замечают. Иногда и в восемь часов вечера прибор снова приходится уносить.

Доставать еду становится все труднее. Уже два года приходится выстаивать в очередях за хлебом, молоком и картошкой, а теперь очереди стоят уже за капустой, сливами и пивом. Домохозяйкам рекомендуют проявлять фантазию. Краус рисует рачительную тевтонскую женушку: «Сегодня наш стол ломился от съестного… Чего тут только не было! Мы ели полезный бульон из суповых кубиков с какао-маслом марки “Эксельсиор”, вкусного фальшивого зайца с фальшивой кольраби, картофельные оладьи из парафина».