— А когда меня будут судить? — спросил я.
Он не ответил.
— Процесс будет освещать пресса?
Детектив молчал.
— Я…
— Что ты? — Детектив вдруг посмотрел на меня в упор. — Ты жалкий м…, — сказал он сквозь зубы. — Заткнись и проваливай.
Я не знал, что сказать, я был растерян.
— Ты мне не нужен, — сказал детектив и стал собирать бумаги на столе. Он совал их в папку, но они мялись, и мне показалось, что так нельзя обращаться с документами. Я протянул руку, инспектор остановился и поднял глаза.
— Документы, — сказал я.
— Что документы?
Он снова посмотрел на меня, потом на папку, потом отложил ее и снова вперил в меня свой тяжелый взгляд.
— Тебя волнуют документы? — Он сделал паузу и как-то зло усмехнулся. — Ты попал ко мне только потому, что на стадионе арестовали парня, который натаскал пластида под трибуны; хотел разнести там все к чертовой матери. Я вожусь с тобой только поэтому. Но ты не имеешь к этому отношения…
— Но я бы хотел сделать заявление, — осторожно сказал я, не очень понимая, при чем здесь другой парень.
— Проваливай, — сказал детектив, сморщившись. — Хотя, — он сделал паузу и снова уперся в меня взглядом, — если бы решал я, то я бы тебя посадил, чтобы ты гнил здесь. — Он горько усмехнулся. — А его отпустил бы… Тот парень плакал, — продолжил он, возвращаясь к своим бумагам, — когда его взяли, но не потому, что мы его арестовали, а потому, что не смог взорвать стадион. — Детектив смотрел теперь сквозь меня. — Он так хотел прикончить тысячу таких, как ты, — детектив посмотрел мне в глаза, и я зажмурился, — но только что покончил с собой в камере… Убирайся.
Я едва поднялся и тут же обмочился. Вошел констебль, брезгливо посмотрел на меня и вывел из кабинета.
В тот же день меня отпустили.
Суд так и не состоялся.
Теперь я почти каждый день прихожу к тюрьме и жду за углом, когда выйдет детектив. Я иду за ним до самого дома.
Я знаю, где он живет, чем занимается в выходные дни и что он прячет у себя в гараже.
И еще я знаю, что не смогу остановить его.