И тогда же убедился, что на чужую наглость есть своя же дерзость — впервые ему это показал свирепый старлей — медик с искореженным лицом и нечеловеческой речью, когда совершенно сумасшедшим образом полез разведывать укрепленную немецкую линию обороны с танками. Оказалось, что линии нет, так — жиденький пунктир из нескольких пьяных пулеметчиков и одного легкого танчика, стоило снять всего одного фрица — и через «линию обороны» спокойно пробрались не только орлы лейтенанта Бондаря, но и вся сбродная гоп-компания того сумасшедшего медика — даже и бабы, которые ползать не умели совершенно — но и на четвереньках выбрались! А несколько сотен бойцов и командиров, остановленных этой «мощной линией» просто на испуг так и остались в мешке! Потому как не нашлось там лидера, просто толпа военных в разных званиях. Не было организации и структуры для боя. И потом много чего случалось.
Но все виденное капитан мотал на ус и делал выводы — прямо с первых же дней, когда несколько тысяч безоружных красноармейцев — вся его дивизия — были разгромлены маленьким мобильным отрядом немцев. А потом сам же убедился — совсем рядом был склад с трофейным польским оружием, которого хватило бы с походом вооружить всю массу. И позже видал не раз — как психологически ломаются люди в окружении из-за пустяка. Как вспыхивает безумная паника среди вроде бы до того разумных людей. Теперь он примеривал эту деревянную шинель разгрома на отступающих немцев — и пока получалось неплохо.
Приказ ясно говорил, что надо воспретить не вообще всем военным немцам бежать — а именно самым опасным — организованным подразделениям. Сохранившим управляемость и потому — боеспособность. Зубастым и упертым. Надо им выбить зубы, сломать волю. И бери их голыми руками.
Пересчитал наличные боеприпасы, поморщился. Слезы кошачьи. Теперь даже жаль двух потраченных на машины снарядов стало.
Поглядел, что на дороге творится. Грузовик все еще горел жарким бензиновым пламенем, заткнув своей тушей проход в противотанковом поясе заграждений. Перед этим железом вспухла здоровенная пробка, то ли беженцы не хотели бросать свое добро, которое не протащишь по снегу в обход, то ли ждали, когда прогорит, чтоб оттащить в сторону и проскочить с фурами, которые спичечными коробками торчали из черной массы толпы. Жиденькие цепочки пеших обтекали затор, спешили утечь налегке, струились ручейками между «драконовыми зубами», как пышно называли острые бетонные пирамиды, уставленные рядами.
Нужно помочь, а то что-то неправильно себя ведут. Не надо им стоять и умничать — надо бежать со всех ног, раз взялись. Стоит, определенно стоит взбодрить.
Приказал пристрелять по дороге трофейный минометишко. Замковой первого орудия не без злорадности кинулся к своему самовару. Давно руки чесались. Второму огневому взводу приказал сменить позицию — танков не будет, потому лучше им сбоку прикрыть подступы к батарее. Трофейное оружие и боеприпасы поделили меж взводами. Опять замахали лопатами — пехота враг не менее опасный, чем танки. А чем больше копаешь окопов, тем меньше потом могил копать. Давно уже убедились. Расставил пулеметы для отражения атаки с дороги, проверил сектора наблюдения с обстрелом и успел перехватить замкового с пудовым минометиком и еще двоих номеров с ящиками мин, которые куда-то явно намылились. Вид у них был деловитый и шкодный, словно у мартовских котов.
— Это вы куда собрались? — спросил офицер.
— Так вы же приказали пристрелять миномет по дороге — вроде как удивился замковой.
— Он же на 830 метров берет? — поднял бровь капитан.
Замковой, как деликатный человек не стал намекать, что начальство проглядело очевидную вещь, а сказал об этом прямо:
— Так то наш полтинник, там мина легче, а немецкий самое дальнее — 526 метров. Я так и понял, тащ капитан, что вы имели в виду — подобраться ближе — и накрыть этих у грузовика…
Бондарь не стал морщиться. Это да, насчет трофея не слишком вникал, больно уж машина несерьезная, но раз попал в руки — чего не взять. Помнил только, что взрыватель у полтинников этих такой чуткий, что нельзя минами этими в дождь стрелять — взорвутся от удара о капли, да и так может в стволе бахнуть, а вот пороховой заряд паршивый — в стволе может застрять легко, силенок нет выплюнуть минометку. Ну, не артиллерия толком, хотя как и любое оружие — смертельно и опасно. И в нужный момент может пригодиться. Посмотрел путь к намеченной позиции, прикинул, дал очень ценные указания пулеметчикам, чтобы прикрыли — и бойцы с компактным минометом, бодро пригнувшись, потрусили по канаве — водоводу к намеченной ложбинке. И скоро забабахали оттуда красными минометками — первые три легли с большим недолетом — погода холодная, потом взяли поправку и бодро секанули десятком мин прямо в толпу перед грузовиком. Вой и визг был слышен даже у пушек. Масса беженцев всех родов войск, полов и профессий растеклась в разные стороны. Опытные залегли, гражданские заметались и кинулись в поля, увязая в рыхлом снегу.