– Да, именно так, – говорит Алан. – О, или просто продолжай говорить, и мы сами тебя найдем.
И в этот момент из темноты выныривает ладонь и закрывает мне рот. Рука в перчатке. Кожаной. Я тону в вони горелого сахара. Словно где-то рядом сгорела тонна выпечки. Я пытаюсь кричать, но ладонь очень крепко зажимает мне рот. Рука в дорогом рукаве обвивает меня, точно змея, а еще одна хватает сзади за шею. Я сдавленно мычу в кожаную перчатку. А затем кусаю его за пальцы. Позади раздается пронзительный вопль – так кричат маленькие девочки. Хватка у меня на шее становится еще крепче. А затем все тонет в абсолютной темноте.
Передо мной стоят двое. Не могу понять, здесь слишком темно или слишком светло, но их лиц мне не видно, только тела. Только очертания. Они оба большие. Один коренастый, другой худой. Я хочу крикнуть
Фигуры сидят напротив. Думаю, даже улыбаются. Мне. Как мило. Может, они милые люди. Похоже, они чего-то ждут. Так терпеливо. Интересно, чего они ждут. И тут мне становится страшно.
– Что-что, Саманта? Прости, но я не понял, – говорит одна из фигур.
Та, которая коренастая. Волосы торчат у нее из головы пучками, точно ее побил лишай. Но голос – мягкий и располагающий.
Кто ты, хочу спросить я, но губы меня не слушаются. И наружу вырывается лишь нечленораздельное мычание.
– Саманта, боюсь это неприемлемо. Тебе нужно говорить яснее, – это уже говорит тощий, у которого, теперь я это вижу, волосы черно-белые, прямо как у злобной тетки из мультика или сказки, как же ее там звали?
Она ведьма. Я знаю этот голос. Оба голоса. Но откуда я могу их знать, где я их раньше слышала?
– Пора начинать
– Да, очень много, Саманта.
Я пытаюсь протянуть к ним руки и обнять их, но мои руки по-прежнему связаны. Когда они видят эти попытки, они наклоняются ко мне, я так понимаю, развязать, чтобы мы смогли как следует обняться. Но нет. Они просто наклоняются, чтобы я смогла увидеть их лица в тусклом красном свете. Их изуродованные черты. Мертвую, обвисшую кожу. Отвисшие, съехавшие на сторону губы. И длинные, подрагивающие серые уши, торчащие из их голов.
Я пытаюсь заорать, но не получается. С моих помертвевших губ не срывается ни звука.
Они с любопытством смотрят на меня глазами какого-то неправильного цвета. И тут я узнаю черные, полные звериной ненависти глаза Герцогини.
– Ты готова к дискуссии или нет, Саманта? Мы можем начать? – шлепает висячими губами «Лев».
Его руки прячутся в уже хорошо знакомых мне черных перчатках,
Меня тошнит беззвучным криком. Прокричаться по-настоящему не получается, мне вкатили лошадиную дозу уже так хорошо знакомых мне заячьих таблеток.
– Саманта, ты, наверное, и сама уже не можешь дождаться, когда же мы начнем, – это говорит «Фоско», кутаясь в зловеще шуршащие шарфы.