Зайка

Да, я знаю. Мы оба понимали, что он не сможет приехать, о чем отец уже много раз говорил мне – мягко и осторожно. Что он прятался от кого-то – инвесторов, кредиторов, может, даже бандитов, и еще бог знает, кого. Всего он мне никогда не рассказывал. Я знала лишь то, что он заключил договор с какими-то людьми, которые собирали деньги на строительство курорта, а затем исчезли со всей суммой и оставили крайним моего отца. Инвесторы хотели вернуть деньги. Отец говорил, что некоторые из них были людьми, у которых ни в коем случае нельзя одалживать деньги. И пока все не уляжется, ему лучше не высовываться.

Может, тогда я приеду к тебе?

Он молчал. А шипение усиливалось.

Лучше, если и ты пока высовываться не будешь. Это временно.

Я просто хочу знать, что ты в порядке.

Я в порядке.

Но я слышала, как предательски подрагивал его голос, когда он произносил эти слова. Слышала его тяжелое дыхание. Я представляла, какое у него в этот момент серое и осунувшееся лицо, как одной рукой он сжимает телефон, а в другой держит свою извечную сигарету. Как где-то на заднем плане лают дворовые собаки. И кричат петухи.

У тебя есть подружка, у которой ты можешь пожить?

Я смотрела в окно, провожая взглядом людей, среди которых не было Авы.

– Я тоже проторчала здесь все лето, – сказала я Ионе.

– Правда? Жалко, я не знал. Ты не ездила к своей семье?

Это слово всегда для меня как удар под дых. Я вспоминаю кованые железные ворота, высокую живую изгородь и дом с теплыми окнами. И себя – как я стояла у этих ворот и откровенно, хоть и застенчиво разглядывала двор. Делала вид, что у меня есть куда и к кому пойти.

– Мой отец уехал из страны по делам, – говорю я.

И сразу же жалею, что сказала именно это. Он еще не задал следующий вопрос, но я уже ежусь и внутренне сжимаюсь в комок.

– А мама?

Вот и она, я вижу ее так отчетливо, словно она стоит рядом. С тлеющей сигаретой в руках. Волосы уложены в роскошную и в то же время несколько агрессивную прическу. Она зовет меня из гостиной. Хочет, чтобы я провела время с ней, вместо того чтобы писать или играть в очередную выдуманную игру. Земля вызывает Саманту! Пожалуйста, спустись со своих облаков в реальный мир.

– Она умерла.

– Вот черт. Прости.

– Все в порядке.

Нет, все совсем не в порядке.

– Это было давно.

– Как она умерла?

Я сбегаю в магазин, скоро вернусь.

Она бросила это легко и непринужденно и закрыла за собой дверь. Я услышала знакомое вступление песни Грейс Слик[52], когда мама завела мотор. Небо в тот день было таким голубым. Я и не думала, что случится что-то плохое. Я думала, она скоро вернется.

– Авария.

– Господи. А сколько тебе было?

– Тринадцать.

– Мой отец умер, когда мне было семнадцать. Рак легких. Мы знали, что этим закончится. И все равно было тяжело.

– Соболезную, Иона.

– По мне это здорово ударило. Мне кажется, это тогда я начал слетать с катушек. Подсел на дурь и все такое. В смысле, я и раньше баловался, но тогда совсем потерял голову. Типа… потерял связь с реальным миром, понимаешь? – он грустно улыбается. – Слушай, не хочешь зайти ко мне? Я сделаю чай, послушаем пластинки. Может, у меня найдется точно такая же книга, как та, которую ты посеяла. Кстати, что за книга-то, ты так и не сказала.

– Книга?

Я думаю про Аву. Она где-то там, в городе, быть может, прямо сейчас стоит под этим же самым снегом.

– Я не могу. Мне нужно идти. И наверное, прямо сейчас.

– Ну ладно. Надеюсь, ты найдешь свою книгу. Ну или она сама найдет тебя. Иногда, знаешь, такое случается.

Телефон, лежащий у меня на коленях, неожиданно вибрирует новым сообщением.

«Придешь сегодня, Зайка?»

А сразу следом еще одно:

«Нам кажется, мы должны поговорить».

Поговорить. Кулаки у меня внутри сжимаются и разжимаются.

– Хотя, знаешь, Иона… Ты не мог бы отвезти меня еще кое-куда?

19

К тому моменту, как мы приезжаем к дому Элеанор, начинает валить густой снегопад. С неба медленно падают снежные хлопья, крупные и пушистые, прямо как в сказке или в кино. Укрывают ее идеальный дом идеальным покровом, все его башенки, самые настоящие, сверкающие белизной, заостренные, напоминающие клыкастый оскал под полной, налитой луной. Снег покрыл и лужайку перед ее домом плотным ковром толщиной в дюйм, не меньше, превратив ее в гладкое, сияющее снежное покрывало.

– Миленькое местечко, – отметил Иона, остановив машину.