Зайнаб (СИ)

Никто из напарников Тагира не ожидал, что разлука с молодой женой на нем отразиться так действующее. Тагир, весельчак, балагур, душа любой компании затосковал так, что за трое суток на стоянке ни взял крошки хлеба в рот, не выговорил ни одного слова. Он осунулся, глаза запали во внутрь, взгляд притух, язык потерял остроту. Он боялся за жену, ее одиночества, неопытности, удара в спину от злых и коварных людей. Надо было срочно что-то предпринять, иначе бы от горя он сошел с ума. На четвертые сутки его сердце не выдержало разлуки, когда после тяжелой работы напарники уснули крепким сном, он с ружьем наперевес, по известным ему коротким тропам устремился домой…

Когда Тагир переступил порог своего двора, часы показывали пятнадцать минут двенадцатого ночи. Значит, тридцать километров он прошагал за два с половиной часа. Не плохо, не плохо… Сейчас до него стало доходить, как он устал, как проголодался. Но что такое усталость, голод перед предстоящей через несколько мгновений встречи с любимой!

Он на минуту опустился на огромный чурбан дерева, на котором он разделывает дрова, отдышался, прислушался. Тихо, во дворе под навесом коровы тяжело дыша, размеренно жуют жвачку, овцы копошатся, выискивая лучшее место для отдыха, что-то петух недовольно закудахтал на кур. Встал, чуть остыл после продолжительной дороги, неслышно прошагал к входным дверям дома и задрожал от волнения. Постучался, получилось тихо, почти неслышно. Отдышался, постучался уверенно, громко, дробью барабана подал жене свой условный знак. Вдруг он услышал скрежет открываемых створок дверей. В коридоре включили свет, по деревянному полу стали слышны гулкие спешные шаги своей жены. Слышно было, как подошла к застекленному балкону коридора на втором этаже, раздался резкий скрежет приоткрываемой створки окна и звон стекол. Она высунулась из-за окна:

— Кто там?!

Тагир, не смея унять дрожь в голосе:

— Зухра, это я, — с придыханием выговорил Тагир.

— Тагир?! Милый!!! Аллах услышал мои мольбы и подослал тебя ко мне! — заплакала мододая жена и, ногами не касаясь лесенок лестницы, выбежала вниз. С грохотом приоткрыла наружные двери, выбежала и, плача, повисла Тагиру на шею. — Мой ласковый, нежный зверь, моя звезда, моя крепость, свет моих очей! На кого ты оставил меня одну, бессердечный?! Не подумал, что у тебя могут быть завистники, враги, просто недоброжелатели? Не подумал, что на меня, одну, могут напасть, ограбить дом, меня выкрасть, изнасиловать?! Бессердечный! Бессердечный! Бессердечный! — своими маленькими кулачками барабанила его по груди.

Тагир, как пушинку приподнял любимую на руки, она крепко обняла его за шею, прильнула к его щеке горячими губами. Ее слезы лезли ему в рот, под ворот рубашки, он нежно, как цветок обхватил ее руками и вместе с ней на руках поднялся на второй этаж и прямо в спальню…

В ночь молодожены не смыкали глаз до первой утренней зари. И в эту ночь неискушенная, неопытная в любви и сексе Зухра впервые в жизни испытала негу любви, жажду слияния двух любящих душ, силу крепких мужских объятий, вулкан никогда в жизни неиспытанного полета любви. Нет, нет, ничего подобного и стыдного, что, перемешивая с перцем и солью, рассказывают молодые женщины на роднике, между ней и ним не случилось. Муж объял ее в свои сильные жгучие объятия, прильнул к ее телу губами, возбуждая в ней необъятный огонь страсти, мягкими губами проскользнул по шее, вниз…вниз, прильнул к губам. Она неистово застонала, теряя разум, ища его руки, губы, шею, грудь и еще что-то, прикосновения которй вздоргула, у нее из глаз брызнули искры, он закричала. Он забрал ее и овладел ею так нежно, мягко, что она, теряя разум забыла, где находится. Вдруг ее ноги оторвались от земли и полетела в теплую, пушистую неизвестность. Такая мягкая, ласковая и пушистая была эта неизвестность, откуда ей никогда не хотелось возвращаться назад…

Тагиру надо было уходить в горы, к своей отаре овец, но как к этому подготовить молодую жену, которая была уверена, что он, рассчитался с этой работой, которая никогда ей не нравилась, и пришел к ней навсегда. Когда, наконец, он заикнулся об этом, жена заплакала, умоляла, просила не уходить:

— Ты на кого меня оставляешь, Тагир? Ты хоть подумал, что со мной делаешь?! Ты что, до тебя не дошла, что я здесь одна не могу оставаться! Да и до сих пор у себя в отцовском доме даже днем меня не оставляли одну! — она бросилась ему на шею, заплакала на взрыд. Какие бы утешительные слова Тагир ей не говорил, он не мог ее утешить.