Зайнаб (СИ)

На востоке еле заметно забрезжила утренняя заря. За темными окошками сакли, в свете тускло мерцающего огня очага, редкие прохожие видели тень Зайнаб, которая отражалась на противоположной стороне стены. Зайнаб вздрогнула и шерстяная турецкая шаль, подарок Муслима, соскользнула с головы на плечи. Руки плетьми лежат на оттекших коленях. На ее уставшем лице мерцал еле заметный язычок пламени. Под глазами видны резко выделяющиеся на бледной коже лица темные круги. Они припухли от слез. Ее истерзанное сердце давно не получало элементарного человеческого тепла. Она в последнее время от тоски и одиночества стала очень нервной, издерганной. Она, как лодка застигнутая бурей далеко в море, из последних сил выбиралась из всепоглащающей воронки. Если сейчас же не успокоится море, она ее засосет в свои глубины и больше никогда не всплывет.

Все, кто хорошо знает Зайнаб, единственный выход из создавшегося положения видели в ее замужестве. Они ей предлагали то одного, то другого жениха. Но Зайнаб не соглашалась. Она не верила тому, чтобы кто — либо из мужчин с семью голодными братьями на шее согласится на ней жениться. Она в своем решении была непреклонна. Ее, застигнутую в такие тяжелые грани жизни, никто из доброжелателей не видел со слезами на глазах или упрекающую свою судьбу. «Лучше умру, — думала она, — чем кто-либо из недругов увидит меня униженно плачущей, беззащитной».

Знали бы доброжелатели, как ее изо дня в день после полночи начинают терзать муки одиночества. Она, чтобы не пугать братьев, закрывалась в коровнике и плакала. Знали бы ее друзья и недруги, какие мысли мучают ее. Ее причитания, вытягивающие душу, были бесконечны, как завывания ветра в горах в зимнюю стужу, как проливные осенние дожди. От этого одиночного плача в ночи жуткая дрожь пробегала по телу. Только самые выносливые сельчане выдерживали ее стенания. Они затыкали уши, чтобы ее не слышать, чтобы не ужасаться. В причитаниях она звала к себе отца и жениха, жаловалась на свою тяжелую судьбу, боль сердца, одиночество. Ее причитания, жалобы были нескончаемы, как вой одинокой волчицы в зимнюю стужу, как завывания ветра над бурлящими водами Седого Каспия.

Ее ночные причитания, стоны истерзанного сердца, слова, как молитвы, как заговоры, хватали за душу. Сердобольных, слабовольных женщин они доводили до исступления. А когда к ее вою присоединялись все дворовые собаки села, от их магического воздействия замирало все живое в селении. Этот импровизированный оркестр, устроенный человеком и собаками, переворачивал души людей. Она своими стенаниями разбивала сердца людей как ледяные осколки. Эти причитания западали им в сердца, они воспринимались ими как молитвы. Они, как песни-причитания страждущей девушки по любимому, запоминались людьми, передавались с языка на язык.

Горькие были эти плачи, горше плачей всех женщин на свете! Она в своих причитаниях жаловалась, как враги ее слепого отца, виртуозного чунгуриста, ашуга, казнили темной ночью; как горячая пуля, пущенная из-за угла, лишила жизни суженого; как ее глаза слепнут от горя; как дрожат ее целомудренные губы; как теряют цвет, красоту ее бархатистые щеки; как лишается свежести ее лебединая шея. С некоторых пор ее песни-плачи, как молитвы, как символы стойкости, преданности горской девушки любимому по округу передаются от влюбленной к влюбленному.

Дни и ночи пролетали череда за чередой, осень сменялась на зиму, зима на весну, весна на лето — так уходили годы. Она не успела заметить, как выросли братья, как одна за другой вышли замуж ее сверстницы, как у них появляются, взрослеют дети. Только Зайнаб оставалась одна, она всегда молчалива, неизменна, холодна. Она жила, забитая горем, покинутая любимым. Она стала узницей судьбы, холодным туманом, затерянным в бескрайних прикаспийских низинах. Она не видела выхода из мрака тумана. Ей казалось, за этим туманом сгущается другой туман, он намного холоднее и плотнее первого. Она стала похожа на струну, каким-то образом одиноко сохранившуюся на чунгуре, по ночам на ветру издающую душераздирающие стоны, похожа на горькую песню, замершую на кончике клюва лебедя, похожа на одинокую звезду, сошедшую со своей орбиты…