После ужина гости со своим портвейном и коньяком перебрались в старую библиотеку с высоким потолком, зимним холодом, сквозившим из дальних углов, бесконечными рядами полок с книгами в кожаных переплетах и потемневшими от времени картинами на единственной свободной от книг стене. Лэндлесс различил на ней светлые пятна на месте когда-то висевших картин, очевидно, проданных; остальные были развешены чуть реже. Мебель была такая же старинная, как и в остальных комнатах. Один из двух огромных диванов был придвинут к ревущему пламени камина и накрыт автомобильными чехлами, чтобы скрыть причиненные временем прорехи, второй, с ободранной собачьими лапами зеленой тканью, стоял голый, из-под одной из его подушек клоками торчал конский волос набивки. В тесных пределах библиотеки общение гостей стало почти родственным, а разговоры — более спокойными и непринужденными.
— Просто позор, — пробормотал Квиллингтон, пиная горящее полено каблуком своего сапога. В ответ камин выплюнул в широкий дымоход сноп искр. Он был высок, поджар и одет в узкие джинсы, высокие сапоги и просторный сюртук из шкуры кенгуру, так что выглядел, несмотря на свои пятьдесят лет, эксцентрично, если не несколько смешно. В условиях надвигающейся бедности эксцентричность была подходящим прикрытием.
— Проклятые защитники животных, они слетелись как мухи на навоз. Лезут в мои владении, и полиция отказывается арестовать их, даже выставить прочь. Ей требуется, чтобы они на кого-нибудь напали. Эта страна превращается в черт знает что, если ты не можешь прекратить безобразие на собственной земле. Тоже мне, дом-крепость!
Охота была с самого начала неудачной. Борцы за права животных развернули свои плакаты и начали рассыпать по земле перец и семена аниса, пугая лошадей, сбивая со следа собак и доводя до бешенства охотников. Утро выдалось сырое, с моросящим дождем, собаки никак не могли взять след, вязли в густой деревенской грязи и не нашли ничего, кроме полуразложившейся дохлой кошки.
— И вы не могли выбросить их со своей земли? — спросил Лэндлесс.
— И мечтать не могу. Проникновение в чужие владения — не уголовное преступление, полиция знает это назубок. Вы можете вежливо попросить их следовать дальше, а они вас пошлют подальше. Троньте их пальцем, и вы окажетесь под судом по обвинению в применении насилия. Для защиты вашей собственности, черт бы их побрал!
— А я проучила одного из бандитов, — весело вставила принцесса. — Я увидела, что он заходит сзади моей лошади, и осадила ее назад. Ублюдок до смерти перепугался, когда увидел, что лошадь пятится прямо на него. Он отпрыгнул, поскользнулся и упал прямо в свежую конскую лепешку!
— Браво, Бини. Надеюсь, он наделал в штаны, — заметил Дэвид Квиллингтон. — А вы охотитесь, мистер Лэндлесс?
— Только в Сити.
— Тогда вам обязательно надо когда-нибудь попробовать. Вы увидите сельскую местность с ее лучшей стороны. Вам понравится.
Лэндлесс подумал, что вряд ли. Как раз когда он приехал, возвращались отставшие охотники, выпачканные и промокшие, с красными чумазыми лицами. Представив себе разорванную на куски лисицу, ее разбросанные по земле и растоптанные конскими копытами кишки, он подумал, что без такого удовольствия вполне может обойтись. Известно, что рожденные и выросшие среди каменных коробок дети, которых с малолетства окружали только разбитые уличные фонари и допотопные автомобили, питают наивную симпатию к сельской местности и ко всему, что в ней обитает. Зеленую Англию и пасторальные пейзажи в первый раз он увидел только тринадцатилетним школьником, когда его класс вывезли за город на экскурсию, и, сказать по правде, к лисице относился с безусловным обожанием и восхищением.
— Лисица — подлая тварь, — продолжал младший Квиллингтон, — она ворует цыплят, уток, нападает на новорожденных ягнят и даже на больных телят. Она роется в городских свалках и разносит заразу. Обвинять землевладельцев легко, но я уверяю вас, что без их усилий по охране сельской местности, по ее очистке от паразитов вроде лис, по восстановлению оград и изгородей, по охране лесов, в которых могут жить лисицы и укрываться фазаны, — и все это за их счет, — у этих демонстрантов было бы гораздо меньше природы, о защите которой можно кричать.
Лэндлесс обратил внимание на то, что сидевший на диване рядом с принцессой младший Квиллингтон был сдержан и в речах, и в питье, чего нельзя было сказать о его брате, который со стаканом в руке прислонился к камину работы Эдама.