До этого он ни разу не предавал свою жену, ни разу! Но сейчас он чувствовал, как растет в нем неудержимое стремление, и ему начинало казаться, что Элизабет принадлежит другому времени, другому миру, в котором они жили до того, как он стал премьер-министром. С тех пор все изменилось, его работа диктовала другие правила, другую ответственность. Он дал Элизабет то, чего она хотела, — возможность завести на Даунинг-стрит собственный двор, и имела ли она право требовать от него большего? Каким-то образом он чувствовал, что в его жизни не будет другой Салли, у него на это не будет ни времени, ни возможностей. Замену ее уму он, возможно, и сможет найти, но не ее телу и не тому, что оно делало его полным сил, возвращая молодость. И он мог бы сказать Элизабет, что нельзя прогонять Салли обиженной, желающей отомстить, особенно сейчас.
— Это будет так трудно, Салли. — Он сделал судорожный глоток. — Но я попробую.
— В первый раз? Ты расстаешься со своей невинностью, Френсис?
— Можешь сказать и так.
Он смотрел на ее груди, которые притягивали его, как свет фар зайца. Она улыбнулась, закрыла крышку портфеля и щелкнула замком, словно запирая внутри его невинность. Потом поднялась и медленно обошла длинный стол. На ней были черные тонкие чулки и короткий костюм из шелка с хлопком от Харви Никса, а котором он еще ее не видел, и, когда она приблизилась к нему, жакет оказался расстегнутым, демонстрируя ее прелести в полную меру. Он знал, что сделал правильный выбор. Это полезно для дела, сохранит ему уверенность, а Элизабет поймет, если вообще когда-нибудь узнает.
Салли стояла рядом с ним. Она протянула ему руку.
— Мне надо идти. Клиент ждет.
Он встал, они пожали друг другу руки. Он чувствовал себя всемогущим триумфатором, для которого нет ни вызова, ни проблемы, с которыми он не мог бы справиться.
Она замечательная женщина, эта американка, почти воплощение британского духа, говорила его улыбка.
Типичный английский говнюк, думала она.
Бородка Брайана Редхеда с годами становилась длиннее и жиже, но его простонародная шотландская хватка оставалась на удивление цепкой. Иначе как бы ему удавалось так долго продержаться в роли старейшины утренних радиопередач и привлекать к себе политиков, которых он разрывал в клочья еще до того, как успевала остыть первая чашка кофе? Сейчас он сидел в своей студии в Доме радиовещания перед рабочим столом, подобно отшельнику в келье, занятому поисками вечной истины. Стол был завален грязными чашками, ненужными уже заметками и погубленными репутациями. Он сердито поглядывал на режиссера через далеко не безукоризненное стекло операторской. Секундная стрелка огромных старомодных настенных часов в корпусе из мореного дуба, создававших эффект зала ожидания железнодорожной станции, неумолимо дергалась вперед.
— Подошло время нашего регулярного обзора утренних газет, и в студии, как всегда по четвергам, наш обозреватель Мэтью Паррис. Похоже, Мэтью, что королевская семья опять попала в переделку?
— Да, Брайан. Наш доморощенный ответ на все эти австралийские мыльные сериалы — довольно таинственный утренний эпизод, но, пожалуй, есть признаки того, что мы приближаемся к концу всей этой свистопляски. Некоторые считают, что нам предстоит попрощаться с одним из ключевых игроков нынешней игры, поскольку телефонный опрос, «опрос через соломинку», результаты которого опубликовала «Таймс», показал отставание оппозиции на десять пунктов, что может стать последней соломинкой, которая переломит спину верблюда. Я надеюсь, что Гордон Маккиллин не усмотрит здесь сравнения ни с верблюдом, ни с другим путешественником, бездомным бродягой, но он и сам, наверное, подумывает о том, сколько времени ему осталось до переселения в королевский подземный переход. Там ему наверняка покажется уютнее, чем в зале заседаний палаты общин. Однако именно «Таймс» своим редакционным комментарием взбудоражила остальную Флит-стрит. В нем задается вопрос, не пора ли очистить воздух новыми выборами. Никто не сомневается, что под огнем общественной критики сейчас не только лидирующая роль Маккиллина, но и короля. «Миррор» берет быка за рога: «В рамках существующей системы он может править, оставаясь самым большим кретином королевства. Говоря его же словами, что-то нужно делать». Все остальные газеты проявляют не больше почтения. Помните заголовок «Сан» всего несколько дней назад, кричавший «Совестливый король»? Редактор «Сан» забыл его наверняка, потому что на этот раз он поместил тот же заголовок, только сокращенный до «Кинг Конг».[6]
Когда речь идет об отношении к королевской семье, неделя, похоже, является целой эпохой. Что касается остальных газет…