Закалка клинка

Бывают осады, когда защитники города голодают. Когда дохлая крыса или дрозд переходят из рук в руки по цене хорошего бушеля пшеничной муки, когда по городу бродят слухи о разрытых могилах и людоедстве, вырастая на почве черного отчаяния, как поганые грибы во тьме. Бывает и наоборот: лагерь осаждающих в гиблых бесплодных болотах наблюдает спокойную жизнь крепкого, хорошо снабжаемого города – как часовым на стенах приносят сытный обед, в то время как их врагов косит равно голод и горячка. Или осады, когда требушеты осаждающих сыплют в город кусками гниющих трупов, чтобы распространить мор в его стенах; или напротив – требушеты города посылают в гущу осаждающих ковриги черствого хлеба, чтобы посмеяться над их голодом. Бывает и так, что город выдерживает двойную осаду – врага снаружи и болезнь изнутри. А иногда мор переходит с одного врага на другого, так что по обе стороны стены войско истаивает, как дождь на горячих камнях. Осаждаемые страдают летом от жестокой жары, осажденные – зимой, от ледяного холода. В общем, осада – крайне неприятное занятие для всех участников. Затянувшаяся война никому не приносит добра.

Другое дело осада Перимадеи: ее и осадой-то трудно было назвать. Конечно, горожане не могли свободно выходить из города на равнину – но, по правде говоря, они в этом и не нуждались. Гуртов мост в основном предназначался для входа и выхода чужеземцев; сами перимадейцы испокон веков пользовались морским путем, через гавань. Завоз товаров с суши никогда не был важен – основную часть продуктов доставляли по воде. Если же доставка морем обходилась несколько дороже, это компенсировалось ростом цен. Когда стало ясно, что вряд ли можно ожидать нового штурма и по реке во вражеский лагерь не доставляется материал для новых осадных машин, лестниц и так далее, горожане начали терять к осаде интерес. Кроме продолжавшихся дебатов о допустимости использования горючей смеси (политические фракции считали нужным их поддерживать, как продолжает чадить лампа с сырым фитилем), мало что в ходе войны волновало простых людей. Они просто выбросили осаду из головы и вернулись к будничным обязанностям.

Люди Темрая также оказались мало-помалу затянуты в повседневную рутину. Равнина за городом не выкашивалась лет десять, что теперь сделало ее превосходным пастбищем. Река также изобиловала рыбой, и после изнурительного труда над осадными машинами отдых только приветствовался. У кочевников было немало забот. Они восстановили дамбу, трудились над изготовлением и оперением стрел, отковкой наконечников, починкой доспехов.

То ли для того, чтобы повысить уровень мастерства, то ли просто чтобы не дать людям прозябать без дела, Темрай организовал еженедельные состязания лучников. Победителей ждали ценные призы, а десятку наименее успешных стрелков – усиленные тренировки. Это давало людям пищу для обсуждения, развлекало их и помогало восстановить доверие между вождем и его народом, слегка пострадавшее после битвы на плотах. Почти никто не обсуждал, каким будет следующий шаг войны; все приняли как данность, что длится некое ожидание. В мире много куда худших мест для того, чтобы постоять лагерем несколько месяцев.

Картина приобретала почти мирный характер. Перимадейцы с интересом наблюдали за состязаниями стрелков и заключали пари, кто станет победителем; об этом говорили в тавернах за кружкой сидра. Наблюдая за жизнью пришельцев, горожане высматривали, что у них можно перенять – город привык обмениваться опытом с чужестранцами. Кочевники также приноровились к новой жизни. Трудно долго жить под такими стенами и не проникнуться к ним уважением, дивясь искусству мастеров, возведших нечто столь величественное. Многие проводили часы на берегу, наблюдая за кораблями и размышляя, каково это – быть несомым на деревянном суденышке среди бескрайней синей пустоты, открывая для себя новые берега, подобные твоим родным, но на самом деле совсем иные, которые и представить-то невозможно.

Некоторые даже поговаривали о том, чтобы не разрушать город. Разве же разумно уничтожать подобное сокровище? Не остеречься ли столь недальновидных поступков? Однако подобных разговоров было все-таки мало. Большинство жителей равнины над этим не задумывались, занятые более насущными проблемами.

Лордан снова открыл свою школу фехтования – и вскоре набрал полный класс. Ожидался рост количества судебных процессов, и нужда в адвокатах стала больше, чем когда бы то ни было. В школу поступали также и те, кто не мыслил для себя карьеры адвоката, а просто хотел научиться фехтовать. Лордан нанял нового клерка, старичка лет шестидесяти, заведовавшего кассой, собиравшего плату и ведшего книги прихода и расхода. Он также продал мебель Эйтли, сдал ее жилище внаем и нашел надежного гонца, чтобы доставить выручку ей на Остров. Через три недели получил от нее ответ – записку аккуратным красивым почерком, сопровождавшуюся стандартным набором благодарностей, списанным из книги деловой переписки.