Закаспий

- Не мог, Евгений Павлович, совсем не мог Здравствуйте. - Он подал руку, чувствуя, как неохотно Евгений Павлович отвечает на рукопожатие. - Сначала пришлось писать справку о нашем Закаспийском Совдепе, потом приехали делегаты из Асхабада - Житников и Сережа Молибожко, пришлось их устраивать.

- Ну, раздевайтесь, коли пришли. - Фельдшер снял с Лесовского шинель, повесил в прихожей и провел его в свою комнату. Лариса тотчас вышла из кухни.

- Прости, Николай Иваныч, я думала, ты уехал, не попрощавшись. Мы тут готовим ужин. Сейчас угощу тебя оладьями по-ташкентски.

- Ну что же, - заговорил, усадив гостя к столу, фельдшер. - И кого же вы избрали в новое правительство?

- Большевиков..., марксистов. - Лесовский полез за записной книжкой в карман. - Помнится, Евгений Павлович, вы были неравнодушны к марксизму - следили за статьями Полуяна, и меня вовлекали в жаркие беседы о новом учении.

- Ну так я и сейчас на марксистской платформе.- Фельдшер гордо повел седой бородкой - Я знаком лично с товарищем Колесовым, если хотите... Я посещал их марксистский кружок, когда они, то бишь, наши железнодорожные товарищи сидели в подполье. Начитанный молодой человек, толковый.

- Его избрали председателем Совета Народных Комиссаров, - сказал Лесовский. - Я разговаривал с ним. Мне показалось, он даже моложе меня, хотя мне только двадцать восемь. Но умен и, главное, красноречив.

- Да, конечно, я с вами согласен, очень симпатичный молодой человек. Не чета некоторым, - Евгений Павлович с любопытством посмотрел на гостя, и Лесовский опять отметил про себя, что фельдшер не рад встрече. «То ли очень устал, то ли уже вычеркнул меня из своей памяти, а я вдруг объявился некстати».

Лариса подала на стол оладьи, налила в пиалы чай и села напротив Лесовского. Выглядела она тоже усталой, причем, как только он начинал смотреть на нее в упор, опускала глаза. «Не вовремя я пожаловал, - вновь подумал он. - Надо поскорее уединиться, поговорить с ней...»

- Вы извините, Евгений Павлович, но я засиживаться не стану, у меня совсем нет времени. Мне необходимо лишь... Словом, я пришел поговорить с Ларисой Евгеньевной.

Фельдшер переглянулся с дочерью, и Лесовский уловил в ее взгляде стеснение.

- Да, разумеется, - вежливо ответил он. - Не ко мне же вы пришли в столь поздний час.

- Пойдемте ко мне, Николай Иваныч, - встала Лариса.

На двери во вторую комнату висели все те же атласные занавески, которые были в Бахаре.

- Все точно так же, как и раньше, - сказал он. - И обстановка точно такая же. У меня такое впечатление, словно мы вернулись во вчерашний день.

- Ну, о возврате во вчерашнее не может быть и речи, - сказала она, и по ее губам скользнула скептическая усмешка.

- Вот и гитара на стене. Поешь, хотя бы изредка?

- Нет, не пою, не до песен теперь.

- Прости, Лара. - Он положил ей руки на плечи.

- Я не хуже твоего понимаю, что сейчас не до романсов.

- Ты хочешь что-то мне сказать? - спросила она, убирая с плеч его руки.

- Я пришел к тебе с твердым намерением - уговорить тебя поехать со мной в Асхабад... Я делаю тебе предложение: выходи за меня замуж.

Она ничего не ответила, лишь покачала головой и жалко улыбнулась.

- Не смей отказываться, - с трудом выговорил он, уловив в ее улыбке решительный отказ. - Не смей! - повторил, побледнев, и глотнул, словно рыба, воздух. - Мне мучительно трудно без тебя.

- Нет, Николай Иваныч, - решительно выговорила Лариса. - Я не могу... не могу... Это выше моих сил!

- На глазах у нее заблестели слезы.

- Успокойся. - У Лесовского задрожал голос. - Успокойся...

Совершенно неожиданно, без стука, вошел отец:

- Молодой человек, у меня к вам будет разговор. Прошу-с.

- Разговор? Ну что ж, я согласен на любой разговор.

- Сядьте. - Фельдшер указал на стул. - Вот так-с. А теперь внимательно слушайте меня... Вы когда-нибудь задумывались над вопросом: почему Архангельские покинули Асхабад? Наверное, задумывались и не находили правильного ответа. «Они бежали от позора». Так вот, дорогой Николай Иваныч, скажу вам прямо, что позор - это вещь ужасная. Это такое неприятное чувство, когда все время кажется, что на тебя смотрят, указывают пальцем и злорадно смеются. Это чувство мы испытали с дочерью, пока жили последний месяц в Бахаре, а потом в Асхабаде. Но еще ужаснее, дорогой Николай Иваныч, сознавать, когда люди, знающие о твоем позоре, делают вид, притворяются, будто ничего уже не помнят, давно все забыли. К таковым нашим добрым и чутким знакомым мы относим вас. Ради бога, только не пытайтесь возражать.

- Да я и не возражаю. - Лесовский недоуменно посмотрел на фельдшера. - Конечно же, я ничего не забыл, - обо всем помню, но я все это пережил. И отнюдь не чувство жалости заставляет меня просить руки вашей дочери.