Закат

Сетракян некоторое время постоял, провожая взглядом лениво удаляющихся волов, а затем двинулся по нахоженной тропинке, уводящей в сторону от дороги. Он вышел к скромному кирпичному сельскому домику, стоявшему на окраине густо заросшего поля, где трудились несколько сезонных рабочих. Лагерь смерти, известный как Треблинка, был сооружен как недолговечная постройка. Его задумали временной человекобойней, которая должна была работать максимально эффективно, а затем, исчерпав свое предназначение, бесследно исчезнуть с лица земли. Никаких татуировок на руках, как в Освенциме. Минимальное, насколько возможно, делопроизводство. Лагерь был замаскирован под железнодорожный вокзал – вплоть до фальшивого окошка билетной кассы, фальшивого названия станции («Обер-Майдан») и фальшивого списка станций примыкания. Проектировщики лагерей смерти, создававшихся для целей операции «Рейнхард», спланировали идеальное преступление геноцидного масштаба.

Вскоре после восстания узников, осенью 1943 года, Треблинку ликвидировали, разобрали буквально по камушку. Землю перепахали, а на месте лагеря смерти построили ферму, чтобы помешать местным жителям разгуливать по территории и рыться в мусоре. На строительство фермерского дома пошли кирпичи газовых камер, а в обитатели фермы назначили бывшего охранника-украинца по фамилии Штребель и его семью. Украинских охранников для Треблинки вербовали из советских военнопленных. Работа в лагере смерти – а именно массовое истребление людей – сказывалась на психике всех и каждого. Сетракян сам был свидетелем, как эти бывшие военнопленные, особенно украинцы немецкого происхождения, на которых возлагались более серьезные обязанности – их назначали взводными или отделенными, – превращались в продажных тварей и вовсю использовали возможности, предоставляемые лагерем, как для удовлетворения садистских наклонностей, так и для личного обогащения.

Этот охранник, Штребель… Сетракяну не удавалось вызвать в памяти его лицо, зато он хорошо помнил черную форму украинских охранников, их карабины, а главное – их жестокость. До Авраама дошел слух, что Штребель и его семейство совсем недавно покинули ферму – пустились в бега, испугавшись Красной армии. Однако Сетракяну, как священнику небольшого прихода, расположенного в сотне километров отсюда, были известны и другие слухи – о том, что в местности, окружающей бывший лагерь смерти, воцарилось само Зло. Люди перешептывались, что как-то ночью семейство Штребель просто исчезло – не сказав никому ни слова, не собрав пожитков.

Именно эти россказни больше всего интересовали Сетракяна.

Авраам давно подозревал, что тронулся умом в лагере смерти – если не полностью, то, во всяком случае, частично. Видел ли он на самом деле то, что представало перед его глазами? Или, может, гигантский вампир, вкушающий кровь еврейских узников, – лишь плод его воображения? Механизм психологического приспособления? Некий голем, заместивший в его сознании ужасы нацистов, которые мозг просто не в силах был воспринимать?

Только сейчас Сетракян почувствовал в себе достаточно сил, чтобы найти ответы на эти вопросы. Он миновал кирпичный домик, вышел в поле, где трудились рабочие, и вдруг понял, что это вовсе не рабочие, а местные жители: всевозможными принесенными из дома инструментами они перелопачивали землю в поисках золота и ювелирных изделий, возможно оставшихся после страшной бойни. Однако попадались им вовсе не золото и драгоценности, а лишь куски колючей проволоки, перемежаемые время от времени фрагментами костей.

Копатели окинули Сетракяна подозрительными взглядами, словно бы он нарушил какой-то неизвестный ему, но весьма жесткий кодекс поведения мародеров, не говоря уже о том, что вторгся в пределы неясно обозначенного, однако же твердо заявленного участка. Даже пасторское одеяние не возымело эффекта – копали в том же темпе, решимость преступников поживиться не дала ни единой трещины. Некоторые, правда, приостановились и даже опустили глаза, но уж точно не от стыда – скорее, в той манере, в которой люди дают понять: «меня не проведешь»; они лишь выжидали, когда пришелец двинется дальше, чтобы продолжить гробокопание.

Сетракян покинул территорию бывшего лагеря, оставил за спиной его незримую границу и направился к лесу, след в след повторяя путь бегства из лагеря. Несколько раз он свернул не туда, но все же вышел к развалинам древней римской усыпальницы, – по его воспоминаниям, здесь ничего не изменилось. Авраам спустился в подземелье, туда, где когда-то столкнулся с нацистом Зиммером, – столкнулся, а потом уничтожил его. Несмотря на сломанные руки и все прочее, он выволок ту тварь на свет бела дня и долго смотрел, как она поджаривается в лучах солнца.

Оглядевшись в подземелье, Сетракян вдруг кое-что понял. Царапины на полу… Протоптанная дорожка от входа… Явные признаки того, что это место совсем недавно служило кому-то обиталищем.